Чернаков сделал резкий жест рукой, подтверждая, что статья им прочитана, и одновременно выражая свое отрицательное отношение к ней. Шанину было это приятно, но он не подал виду, лишь выразил удивление, что журналисты к нему, управляющему, не заглянули.
— Ни к вам, ни ко мне, — с досадой откликнулся Чернаков. — У Замкового побывали и отправились на участки. А эти друзья, Голохвастов и Белозеров, обрадовались, выложили все, что надо и чего не надо! Ну,
Голохвастову поделом, у него с планом неважно, а Белозерова за что продернули? — Чернаков взял газету, прочитал: «Не в меру настойчивый начальник Спецстроя А. Белозеров, пользуясь пассивностью других руководителей, получает для второстепенных объектов материалов больше...» Я позвонил Волынкину, спрашиваю: не с твоего ли благословения супруга начала руководить Бумстроем? Он, чудак, на меня обиделся. Я, говорит, в ее газетные дела не лезу и от своих, профсоюзных, держу подальше.
Это было уже похоже на переливание из пустого в порожнее, а Шанин привык ценить время. Он протянул Чернакову телеграмму Марголина. Чернаков сразу не понял, какая угроза для стройки скрывается за ее короткими строчками.
— Да, неприятно, конечно, — без особой тревоги сказал он.
— Если не удастся отстоять эту тысячу тонн, нам будет очень туго, — уточнил Шанин. — И с планом и со сроками монтажа. Критиковать нас будет уже не городская газета, а центральная печать, обком, министерство.
Он проводил секретаря парткома и остановился у окна; ему пришло в голову, что статья, обеспокоившая его, могла быть напечатана с одобрения Рашова.
Глава шестая
Когда за окном проплыл черный блестящий кузов «Волги», Шанин вышел из кабинета. Он встретил Рашова на низеньком, в три ступеньки, деревянном крыльце. Шанин стоял на верхней ступеньке, Рашов — на нижней. Однако головы их были на одном уровне, настолько рослый, стройный Рашов был выше плотного, коренастого Шанина. Глядя в глаза Рашова, пытаясь угадать его настроение, Шанин сказал:
— Рад видеть вас на стройке, Валерий Изосимович.
Он пожал длинную сухощавую ладонь Рашова, отступил в сторону, пропуская гостя вперед. Рашов кивком головы поблагодарил, но остался на месте, легким движением руки приглашая хозяина идти первым и словно бы давая понять, что ему, молодому человеку, хоть он и секретарь горкома, такая честь чрезмерна.
Шанин вошел первым. В кабинете он уселся за стол, но не там, где сидел, разговаривая с Чернаковым, а сбоку, рядом со своим рабочим столом, на котором стоял телефон. Рашов закурил, положил на стол папиросы, остался на ногах.
— Почти час просидел в машине. Вам звонил инструктор? Извините, сам не смог.
— Пустяки. Мне сказали, вы к нам на весь день? — Шанин незаметно поторопил Рашова говорить о главном.
— Я должен основательно ознакомиться с ходом строительства. — В глазах Рашова вспыхнули острые точки. — Меня вызывал в обком Степан Петрович Рудалев. Надо изыскать возможности ускорения пуска комбината, причем ускорения очень значительного. Стране нужна бумага. Что можно сделать? Обком, лично Рудалев, ждут подробную информацию.
Рашов курил, ждал, что ответит Шанин.
У Шанина было безразлично-почтительное выражение лица. Он мог сказать, что на стройке они ничего не изыщут, здесь он, Шанин, выжимает все. Вне стройки — может быть, но кто станет заниматься этим сейчас? Год спланирован, ресурсы распределены. В главке, у Тунгусова, резервов не найти; Тунгусов сам нет-нет да и оторвет от Сухого Бора кусок для других строек. Дай бог, свое, выделенное по фондам, получить полностью. На металл Госплан уже замахнулся, надо думать, как отстоять!..
Однако Шанин не спешил отвечать, не хотелось бы начинать совместную работу, занимая отрицательную позицию в деле, которое так важно не только для него, Шанина, но и для этого молодого человека. Вишь, дня не пожалел! К тому же он знал, что о его позиции будет сообщено Рудалеву, а когда речь заходит о Рудалеве, члене ЦК, первом секретаре обкома, тут надо сто раз все взвесить, прежде чем сказать свое мнение, особенно если это мнение не совпадает с мнением секретаря горкома. Шанин раздумывал, оценивая Рашова, рассматривая его чисто выбритые щеки, выпуклый лоб, резкий рисунок губ. Симпатичное, волевое лицо; парень, похоже, с характером...
Рашов постукивал пальцами по зеленому сукну стола, в глазах была озабоченность, его тревожило молчание Шанина.
— Может быть, посмотрите объекты строительства? Вам легче будет принимать решение и информировать Степана Петровича, — предложил Шанин, выигрывая время и как бы перекладывая ответственность за решение, независимо от того, каким оно будет, на Рашова.