— Хорошо, — испытующе взглянув на Шанина, согласился Рашов. — А потом продолжим разговор. Стоит пригласить, наверное, директора строящегося комбината?
— И секретаря парткома Чернакова с председателем постройкома Волынкиным, — добавил Шанин, снимая трубку телефонного аппарата.
Управляющего и директора комбината Рашов пригласил в свою машину; Шанин, пряча усмешку, наблюдал, как Замковой, покряхтывая, проталкивается в узкую для него заднюю дверцу «Волги», а затем сел рядом.
Комбинат открылся за поворотом бетонной дороги. На фоне ослепительно белого облака уходили ввысь трубы электростанций и кислотные башни, увенчанные желтыми клубами газа, похожего на дым. С приближением автомашин к комбинату трубы словно отходили в сторону, а башни отдалялись, на первый план выдвигались железобетонные перекрытия блока промышленных цехов, левее поднимались серые стены фильтроотстойных сооружений, справа обозначались древесные цеха.
— Внуш-шительная картина! — воскликнул Замковой, наклоняясь к Рашову. — Просится на плак-кат!
Рашов промолчал, занятый своими мыслями. Шанин усмехнулся: директор бьет на эффект, вымогает восхищение. Не вышло, осечка. Прежний первый секретарь горкома был щедр на похвалу, новое руководство не торопится.
Но смутить Замкового было нелегко. Как только вышли из машины, он пристроился к Рашову, покатился рядом, восторженно размахивая руками.
— Длина промблока около кил-лометра! Наш комбинат — крупнейший в Европе! Он будет выпускать самую дешевую целлюлозу в мир-ре!..
— Афанасия Ивановича теперь не остановишь, запел, — осуждающе сказал Волынкин. — Ходи да слушай его, будто других забот нет.
Вместе с Чернаковым они шли позади. Худощавый, похожий на подростка Чернаков насмешливо снизу вверх посмотрел на Волынкина, посоветовал:
— Не торопись, Дмитрий Фадеич, и тебя еще послушают. Отвалит тебе Рашов по старой дружбе.
Румяные овалы на скулах Волынкина потемнели.
— А я, понимаешь ли это, готов ко всему, как пионер. — Голос его был деланно бодр.
— Ну-ну, — с прежней насмешливостью сказал Чернаков.
Волынкин насупился, замолчал. Чернаков намекал на недавние события, крепко испортившие настроение председателю постройкома. Перед профсоюзной конференцией из горкома позвонил заведующий орготделом и в категоричной форме потребовал представить кандидатуру взамен Волынкина. Чернаков тогда сообщил об этом Шанину, Шанин переговорил с прежним первым секретарем, и Волынкина оставили в покое. По слухам, Рашов придерживался в то время иной точки зрения, высказывался будто бы за замену. Если сейчас Рашов захочет освободить Волынкина, отстоять его будет труднее. Дмитрий Фадеич храбрится, но на душе у него наверняка черным-черно.
— Не дрейфь, Митя, — успокаивая расстроенного Волынкина, сказал Чернаков. — Авось пронесет.
У кромки сушильного цеха Рашов остановился, наблюдая, как монтажники ставили висевшую на тросе гусеничного крана железобетонную колонну в четырехугольное отверстие в горбатом сером фундаменте. Наверное, крановщик был неопытен, колонна опустилась в стороне от отверстия, и рабочие в несколько голосов сердито кричали: «Майна!» «Майна!» Наконец колонна встала на место, монтажники попрыгали с фундамента на землю и, с любопытством оглядев стоявшие на дороге легковые автомашины и приехавших на них людей, начали цеплять к тросу новую колонну, лежавшую обочь фундамента.
Шанин сделал нетерпеливое движение, как бы намереваясь идти дальше, но Рашов продолжал стоять, глядя на выстроившиеся длинными шеренгами колонны, в глазах был вопрос. «Он никогда не видел, чтобы колонны ставили, когда нет еще стен. Это всех удивляет — колонны в открытом поле, — подумал Шанин и предположил: — Сейчас он спросит, почему мы не кладем стены».
Он угадал. Рашов жестом остановил Замкового, продолжавшего свой восторженный рассказ и обернулся к Шанину:
— Здесь ведь можно вести кирпичную кладку.
— Можно, но мы решили сосредоточить каменщиков в одном месте, они все в отбельном цехе, — ответил Шанин. — Сюда перейдут после того, как там закончат.
В отбельном цехе Рашов замедлил шаг, скользнул взглядом по лесам высотой с пятиэтажный дом. Вверху на них работали каменщики, снизу было видно, как они двигались, нагибались, снова распрямлялись во весь рост. В цехе было сумрачно и прохладно, резко пахло бетонной сыростью, небо голубело над головами отчужденно. Шанин предположил, что сейчас секретарь горкома начнет «вникать» в организацию работ — спросит, сколько на Промстрое каменщиков, каков темп их работ, когда начали и когда закончат, — задаст сто ненужных вопросов, на которые надо дать сто ненужных ответов. Но Рашов ни о чем не спросил.