— Обязательство мы можем взять, — сказал Шанин. И тут же притушил свою ответственность за его выполнение: — Но судьбу строительства будут решать главным образом монтажники. Успех вероятен, если усилить монтажные участки. Плохо с металлом: у нас отбирают тысячу тонн, — он протянул секретарю горкома телеграмму Марголина. — Вы должны помочь нам, Валерий Изосимович.
— Ясно. — Рашов повернулся к Замковому. — Мнение дирекции?
— За дирекцией дело не с-станет, ответил Замковой. — Поставщики оборудования обгоняют монтажников, а с проектировщиками мы договоримся, чтобы они поднажали.
— Ясно, — снова сказал Рашов и спросил у Чернакова: — Партком?
Чернаков повторил ответ управляющего:
— Ускорение пуска практически в руках монтажных организаций. Если добиться их резкого усиления...
— Партком должен подходить с иной меркой. Ваша забота — люди, — прервал Рашов. — Сумеет ли партийная организация поднять людей? Вот что я хотел бы услышать.
— Будем делать все, что нужно, — ответил Чернаков; желтизну на его щеках омыл румянец.
— Постройком? — Рашов уставился на Волынкина.
— Профсоюз, понимаешь ли это, выполнит свой долг! — Молодцевато заявил Волынкин.
— Соревнование участков, бригад, рабочих — вот ваш долг, Дмитрий Фадеич, — сказал Рашов. — Ну что ж, готовьте проект обязательства, обсудим на партийном собрании, а потом обратимся к коллективу. Если коллектив разделит нашу веру в реальность сокращения сроков строительства, это будет половина победы. Еще одно: ТЭЦ-два надо пустить через три месяца — без этого нечего и говорить о пуске комбината в нынешнем году. Прошу рассматривать пуск электростанции как первоочередную заботу. Не будет сделано — спросим со всей строгостью.
Рашов отпустил Замкового, Чернакова, Волынкина, смял папиросу в стеклянной пепельнице, похожей на вазу, поднялся из-за стола, хмурясь, прошелся по кабинету, снова сел, теперь уже напротив Шанина.
— Лев Георгиевич, вы с Чернаковым и Волынкиным работаете бок о бок несколько лет, что вы о них думаете?
В кабинете потемнело, Шанин взглянул за окно — небо затягивало густой серой пеленой. Шанин встал, одну за другой поднял шторы; он предполагал, что Рашов заговорит о Волынкине.
— Илья Петрович — толковый работник, — спокойно ответил Шанин. — А Дмитрия Фадеевича вы знаете не хуже меня. Я слышал, вы дружите семьями? — обронил Шанин и заметил, как Рашов снова нахмурился. — Дмитрий Фадеевич всю жизнь на профсоюзной работе, знает трудовое законодательство, понимает, что можно, а чего нельзя. Самодеятельность у нас хорошая. С Дмитрием Фадеевичем мы так же, как и с Ильей Петровичем, находим общий язык, раздоров не бывает.
Он не ошибся: Рашов начал разговор из-за Волынкина.
— Вы придерживаетесь старого мнения, — покачав головой, сказал Рашов, — в его голосе звучало сожаление. — Трудовое законодательство, самодеятельность, не мало ли? Сейчас профсоюзному руководителю как никогда нужны глубокие инженерные знания, эрудиция, а у Волынкина семь классов образования, больше он нигде не учился и не учится. Плохой он вам помощник, Лев Георгиевич.
Рашов говорил мягко, он не настаивал, а словно раздумывал вслух. Шанин пожал плечами, как бы говоря, что может быть, конечно, и такая точка зрения, но он придерживается другой.
— Дмитрий Фадеевич умеет разговаривать с рабочим классом. С инженерами я договорюсь и без него.
А соревнованием занимается не только профсоюз — это общая забота.
— Ну что же, — медленно проговорил Рашов. — Пусть все остается как есть.
Глава седьмая
На летучке Ивкович раскритиковал статью о строительстве ТЭЦ-два. По его мнению, не следовало противопоставлять Голохвастову Белозерова.