Голохвастов невнятно прорычал то ли «варнак», то ли «дурак» и пошел дальше. Корчемаха переключился на Осьмирко.
— А как это вы остались в стороне? ТЭЦ-два ваш объект, и хоть бы слово в газете!
— По отношению к Голохвастову я полуначальник, — ответил Осьмирко, — он меня слушается через день, когда в настроении...
— Зажать! — бросил Шумбуров.
— Голохвастова? Не-ет... — Осьмирко усмехнулся. — У него защита — Шанин. Фронтовые друзья.
— Я слышал, будто они из немецкого концлагеря вместе бежали, — сказал Шумбуров. — Ну и что?
Белозеров взглянул на часы: что-то долго не приглашают к Шанину. В эту секунду дверь кабинета главного инженера открылась, вышел Трескин, высокий, сухощавый, с непропорционально длинной худой шеей. Не проронив ни слова, он направился к приемной управляющего, все почтительно расступились перед ним.
— А сейчас и нам сбор просигналят, — предсказал Шумбуров.
И в самом деле, как только Трескин исчез за дверью приемной, оттуда понеслись в коридор прерывистые звонки.
— Пошли, — сказал Корчемаха.
Они прошли через маленькую приемную и оказались в кабинете управляющего. Шанин сидел за столом, склонившись над бумагами и не обращая внимания на входивших. Они видели лишь его крупную черноволосую голову, но лица всех, кто переступал порог, становились озабоченными и сосредоточенными. Люди негромко здоровались с Шаниным. Он, не поднимая головы, кивал в ответ. Стараясь не грохотать стульями, инженеры усаживались на свои места.
Белозеров сел у окна — это место ему указал Шанин, когда назначил начальником Спецстроя. Окна в кабинете Шанина оставались открытыми и летом и зимой. Белозеров прикрыл окно, оставив щель в ладонь шириной: так не продует.
— Все? — спросил Шанин, наконец подняв голову. Он снял очки и окинул кабинет взглядом скошенных наплывшими верхними веками глаз. — Начнем. Промстрой.
Шумбуров встал, потрогал проплешину на брови, будто хотел спрятать ее, заговорил, глядя перед собой:
— Отставание по бетону триста кубов, не сумели вовремя подготовить фронт, мало опалубщиков. Мы вам докладывали, Лев Георгиевич...
— Ваши доклады я помню, — перебил Шанин, в его резком голосе звучало нетерпение. — Конец говорите.
— Положение выправлено, — с расстановкой сказал Шумбуров. — Мы можем принимать до сотни кубов в день. Корчемаха дает семьдесят — восемьдесят. Прошу вашего вмешательства.
— Промстрою выдавать сто кубометров, — приказал Шанин, посмотрев на Корчемаху.
— Хорошо, Лев Георгиевич, — почтительно ответил Корчемаха.
— Что еще? — Шанин опять смотрел на продолжавшего стоять Шумбурова.
— В кислотном цехе начинаем монтаж систем, но там горы мусора, не подступиться...
— Конец, конец, Фридрих Иванович! — нетерпеливо напомнил Шанин.
— Нужен бульдозер, — сказал Шумбуров.
Шанин кивнул соседу Шумбурова:
— Свичевский, отдайте Промстрою бульдозер с планировки биржи.
Свичевский, маленький, полный, с блестящей, будто полированной, лысиной, которую подпирали большие мятые уши — не уши, а фигурные вареники, как сказал однажды Корчемаха Белозерову, — торопливо поднялся со стула, запротестовал:
— Лев Георгиевич, наш бульдозер нельзя трогать...
— Отдайте, — жестко повторил Шанин. — У вас шесть машин, две стоят без дела. Обойдетесь пятью.
— Лев Георгиевич, вы посмотрели бы...
— От-дай-те! — с нажимом произнося каждый слог, в третий раз сказал Шанин.
— Лев Георгиевич!.. — Свичевский стоял на своем.
— Одну минуту! — Шанин нажал кнопку, вошла секретарша, остановилась у двери в ожидании. — Застенографируйте историческую речь товарища Свичевского. Когда он закончит, разбудите меня.
Свичевский, ворча, опустился на место. Сидевшие в кабинете насмешливо улыбались.
— Все? — спросил Шанин у Шумбурова.
— Все.
— Биржестрой!
Свичевский снова вскочил, достал из нагрудного кармана футляр желтой кожи, вынул очки, надел их, похлопал по боковым карманам пиджака, потом по карманам брюк, вытащил блокнотик, начал искать нужную страницу. Кто-то у двери прыснул.
— Отставание на планировке карт семь дней, — начал докладывать Свичевский.
— Планировку пропустите, — приказал Шанин.
— Это серьезная проблема, Лев Георгиевич...
— Я вам эту проблему решу за три дня пятью бульдозерами, которые у вас остаются, сказал Шанин. — Дальше.