Выбрать главу

Белозеров подался всем корпусом вперед. Значит, Корчемаха не шутил? Но это же нереально! Придется вдвое увеличить число рабочих и линейных работников и, стало быть, удвоить количество жилья. А главное — энергия, ее понадобится в три, в пять раз больше. «Нереально», — повторил он мысленно и взглянул на других инженеров: они что думают?

На лице Корчемахи была милая ироническая ухмылка. Осьмирко хмурил белые детские бровки. За ним кто-то недоуменно покачивал головой. Белозерова будто кто подтолкнул, он сказал во весь голос:

— Нереально!

Рашов уже говорил о необходимости пуска ТЭЦ-два. Когда в зале прозвучала белозеровская реплика, он на секунду умолк, потом ответил:

— Я своего мнения никому не навязываю. Но считаю, что такая возможность есть.

— Что вы делаете, безумный человек! — отчаянно зашептал Корчемаха, сжимая предплечье Белозерова. — Что вы наделали!

Рашова сменил на трибуне Шанин.

— Я не понял, кто сказал «нереально», — начал он.

— Я сказал, — откликнулся Белозеров.

— Сделали большое дело! — обращаясь к нему через зал, едко упрекнул Шанин. — Отмахнуться проще всего. Но стране нужна бумага! Понимаете — стране! На нас надеются. Трудно будет? Да, будет очень трудно! Но я считаю, что эти трудности нам по плечу.

Я вспоминаю нашу парторганизацию три года назад. Нас было в три раза меньше. А сейчас? Громадная сила! — голос Шанина нарастал. — Если все как один возьмемся — перевернем стройку!..

Он говорил горячо и страстно, его резкий кричащий голос обвинял и призывал, стыдил и воодушевлял. Когда он сходил с трибуны, в зале гремели аплодисменты. Все до одного коммунисты проголосовали за пуск комбината к концу года. Белозеров не был исключением. Однако, когда эмоциональный всплеск в его душе угас, он подумал о том, что Шанин, скорее всего, не был на собрании до конца честен. «Страна требует — с этим нельзя не считаться. Но и браться за дело, которое невозможно, — допустимо ли? Кто он? Демагог? — спрашивал себя Белозеров. — Нет, это было бы слишком страшно. Шанин верит в дело, которому посвятил свою жизнь, и работает, не щадя в первую очередь самого себя. В его словах не было фальши... Все так. Но ведь он умный, опытный руководитель и не может не видеть, что выполнить обязательство немыслимо. В чем же дело? Возможно, мне не хватает знаний, чтобы вникнуть в его расчеты? Нет, на Бумстрое все на виду. На что же он рассчитывает?»

— Ничего не понимаю! — сказал он Корчемахе.

Они шли вдвоем к автостоянке, надеясь, что Трескин по обыкновению увезет их в город на своем «газике».

— Чудак вы, Алексей Алексеевич, — ответил Корчемаха, с полуслова понявший Белозерова. — Это же только обязательства! Через полгода, а то и раньше, о них забудут. Можете на здоровье считать обязательство нереальным, нелепым, каким угодно, но зачем об этом знать всему свету! Шанин берет обязательство, Шанину за него отвечать. И не портите себе жизнь!

Глава десятая

Белозеров вошел в кабинет управляющего ровно в пять. Шанин любил точность.

— Напомните мне, что за нужда у вас в бетоне, — любезно сказал Шанин. — Вы так настойчивы, что превращаете мои планерки в профсоюзные собрания. Впрочем, на собраниях ведете себя тоже весьма оригинально. Ничего, что я задержал вас после работы? Днем ни минуты свободной, извините.

— Ну, что вы! Я сам намеревался проситься к вам на прием. И как раз из-за бетона. Но не только.

Белозеров держался свободно — не многие в Сухом Бору позволяли себе так держаться в присутствии управляющего, — но Шанин не испытывал желания поставить начальника Спецстроя на место, как незаметно поступал с другими работниками. Упрямство, которое в последнее время проявлял Белозеров, вызывало у него неудовольствие, но не оно определяло отношение Шанина к Белозерову. «Одет как на дипломатический прием, — отметил Шанин. — Явление на стройке, где даже инженеры ходят на работу в одежде, которую городской интеллигент вытаскивает из чулана лишь для ремонта квартиры!» Шанин молча ждал, пока Белозеров неторопливо сядет. Пригладив ладонями пушистые дымчатые волосы, он спросил взглядом, можно ли начинать. Шанин коротко кивнул, и Белозеров заговорил.

Шанин мог сам рассказать Белозерову, зачем и сколько ему нужно бетона для автотрассы, для ферм подсобного хозяйства, для железнодорожного вокзала — так хорошо знал он положение дел на всех объектах строительства. Но сейчас для него было главным не это. Шанин тонко чувствовал людей, их отношение к себе. От него не укрылся тот критический настрой, который владел Белозеровым на планерке и на партийном собрании, он хотел в зародыше погасить его. Белозеров был членом парткома — его душевное состояние следовало держать под контролем.