Белозеров надел плащ, вышел из вагончика и пошел к главному материальному складу.
Полукилометровый корпус главного материального склада был окружен бесконечными рядами ящиков и контейнеров. На пропитанных влагой досках чернели, краснели, зеленели изображения звериных голов, шестеренок, елочек, крестиков — знаки зарубежных фирм и отечественных предприятий. Под разгрузкой стояло несколько железнодорожных платформ. Белозеров придержал шаг, наблюдая за тем, как гусеничный кран, покачиваясь от натуги, снимает с платформы очередной контейнер. Один из грузчиков, здоровяк с мокрым от пота чубом, крикнул Белозерову:
— Чего лупишься-то? Скоро склад достроите?
— Скоро. Месяца через два, потерпи, друг.
— Кормите обещаниями! — с сердцем сказал грузчик. — Гибнет добро!..
Он пошел за плывущим в воздухе контейнером, а Белозеров направился в ближнюю секцию склада. Секция была огромная, она не имела перегородок, лишь две шеренги колонн подпирали с обеих сторон выбеленный потолок. Вдоль стен тянулись металлические леса, на них работали девушки. Цех освещали мощные лампы, и Белозерову издали было видно, как девушки медленно вращают наконечниками пневмокраскопультов, покрывая серую поверхность стены белым известковым раствором.
— Здравствуйте, Алексей Алексеевич!
От лесов подходил Эдик Дерягин, высокий худощавый юноша в синем комбинезоне, испачканном краской.
— Сорок минут потеряли, не было колера. С Матюшиной разругался, а что толку? Завтра то же самое будет. — У юноши было разгоряченное лицо, и рывок головы, которым он швырнул назад русые волосы, был полон внутреннего кипения. — Сделайте вы ее диспетчером, Алексей Алексеевич, не бойтесь. Обойдемся без мастера, еще лучше будем работать, честное слово, ну?
— Не наступай на меня, Эдик. То, что ты предлагаешь, может быть, по всей стране еще никто не пробовал. Дай подумать.
— Ясно же все, Алексей Алексеевич! Посмотрите на экран, сплошь красный и синий цвет. — Эдик увлек Белозерова к большому деревянному щиту, стоявшему на ножках с крестовинами у стены, кивнул на лист ватмана: — Всего-навсего один треугольник остался, это о чем-нибудь говорит?
Белозеров выхватил взглядом жирно закрашенный черный треугольник в ряду красненьких кружочков и синеньких четырехугольничков — перевел глаза влево, нашел в столбце фамилию: Ядрихинская.
— Капа? — удивился он. — Что она натворила?
Эдик не успел ответить, высокий девичий голос пропел:
На верхнем ярусе лесов отплясывала полная светловолосая девушка в ярко-зеленом комбинезоне.
На всех четырех ярусах девушки стояли, глядя на Белозерова с Эдиком. Некоторые из них пристукивали каблучками, подпевая светловолосой.
Эдик сложил ладони рупором, крикнул:
— Ядрихинская, прекрати сейчас же!
Но Ядрихинская не послушалась, продолжала петь;
Эдик засмеялся, махнул рукой.
— Поди сладь с нею!..
С лесов спустилась тоненькая девушка с темным пушком на верхней губе, придававшим ей детскую миловидность, сказала Белозерову:
— Он напрасно это нарисовал. — Девушка ткнула пальцем в черный треугольник на ватмане. — Капа работает не хуже других.
— Если ты считаешь, что пропуск занятий в школе ничего не значит, можешь рисовать ей кружочки, — понижая в ироническом тоне голос, сказал Эдик.
— Ладно, я скажу вам... — Девушка вздохнула, покачала маленькой головкой с гладко зачесанными назад волосами, показывая, что поступает плохо, но иного выхода у нее нет. — Любовь у Капы, ясно?
Эдик приподнял плечи, выражая недоумение.
— Что это за любовь, если человек должен бросить школу?
— Вот у нее такая любовь, Эдик. — Девушка говорила спокойно и уважительно, но Белозеров чувствовал в ее голосе твердость. — Потом Капа выведет на свое, а сейчас ей надо школу временно бросить, понял?
— Надежда, ты звеньевая или адвокат нарушителя? Ты соображаешь, что говоришь?