На лице Валентины появилась снисходительная усмешка; она словно незло осуждала Динину привлекательность.
— Хоть что за человек, расскажи.
— Что за человек... — Дина помолчала. — А я не знаю! Даже не назвался! Хотела нарисовать, не получилось. Никак не могу передать его душевное состояние.
— Да мне душевное и не надо, — засмеялась Валентина. — Экая ты, все тебе надо до души докопаться. Внешне какой он? Роста какого, блондин или брюнет...
— Роста? Под потолок! А волосы — красивые, пепельные такие, приятные.
— Одет как?
— Не розыск ли собираешься объявить?
— Зачем? Без меня найдешь.
— Я? — Дина вспыхнула. — Ты с ума сошла! Для чего он мне нужен?
— Нужен, — твердо сказала Валентина. — Понравился он тебе.
— Городишь ты невесть что! — с сердцем сказала Дина. — Даже если — допустим на минуту! — понравился, как ты можешь думать, что я буду его искать? Да я умру скорее!
Валентина пропустила ее слова мимо ушей, проговорила:
— Дело сделано. — Она имела в виду пельмени. — Теперь можно позвонить Валерию.
Дина сполоснула руки, прошла в детскую, поцеловала старшую, Маришу, — она сидела за столом с букварем в руках. Дина залюбовалась девочкой: в свете настольной лампы густо темнели отцовские брови и ресницы. Вторую девочку, Сашу, круглолицую, беленькую, всю в мать, Дина взяла на руки.
— Посмотрите, тетя Дина, какую мне папа куклу привез, — тихо сказала Саша. — Нравится?
— Очень, — ответила Дина так же тихо, чтобы не разбудить маленького, Витю, спавшего в коляске. — Ну, рассказывайте, как живете?
Девочки наперебой заговорили, проснулся маленький, Дина вытащила его из коляски, сменила пеленки, дала бутылочку с молоком.
В дверях появилась Валентина.
— Так я и думала! Маша, Сашенька, идите за стол, живо! — Дождавшись, когда девочки уйдут, она упрекнула Дину: — Тебе не в газете, в детсаде работать. Что я, сама не справлюсь? Пойдем к столу. Валерий сейчас придет. Узнал, что ты у нас, обрадовался.
— Внимание такой персоны обязывает. — Дина поправила прическу у зеркала.
Пришел Рашов. Он несколько секунд молча стоял перед Диной, не без удовольствия разглядывая ее, потом, обращаясь к Валентине, спросил:
— Жена, я могу сделать этой даме комплимент? — У него был низкий звучный голос.
— Давай. Только не очень длинный, пельмени ждут.
Рашов повернулся к Дине.
— Попадешь в больницу чуть ли не без ног, а выходишь оттуда — и глаз не отвести: помолодела, похорошела. Как это ты ухитряешься?
Дина рассмеялась.
— Спасибо на добром слове.
— Слышал, лежала в палате с удобствами?
— Так вот кто мой благодетель! — воскликнула Дина. — Использовал служебное положение в личных целях, подумать только!
— Это как посмотреть. — Валерий усмехнулся. — В служебных целях ты мне тоже понадобишься.
После ужина Валентина ушла кормить маленького. Облокотившись на валик дивана, Валерий потискал длинными узкими пальцами крутой овальный подбородок.
— Сегодня у меня был редактор, — сказал он. — Вспоминали тебя.
— А что такое?
— Есть важное задание. Не буду подменять Ивана Варфоломеевича, он тебе все объяснит. Попрошу лишь: выложись, напиши так, как пишешь свои лучшие материалы. Это моя к тебе личная просьба.
— Да в чем дело-то?!
— Редактор скажет, — твердо повторил Рашов.
Глава четвертая
Дина, не заходя в отдел, направилась к Ивану Варфоломеевичу. Редактор долго тряс ей руку.
— Вы не представляете, как вовремя выходите на работу, — сказал он, садясь. — Не появись вы еще неделю — не знаю, что и делал бы.
Дина тоже села.
— Не тянет Ивкович? — с сочувствием спросила она.
— Относительно. На заметках руку набил — пишет уже неплохо. — Редактор поелозил ладонью по коротко стриженным стальным волосам, что означало у него раздумье. — Да сейчас заметкой не обойдешься... Дело вот какое. Вызывали в обком Рашова, он вернулся, приглашал меня. Разговор был доверительный, но мне разрешено сообщить его содержание вам. Это нужно, чтобы вы поняли, насколько ответственно задание, которое я вам должен дать. — Полное, гладкое, без единой морщины лицо Ивана Варфоломеевича было непривычно вдохновенным. Он положил очки на стол, прищурился и словно вглядывался в голубую даль за окном. — Мы немало делаем. В городе три десятка предприятий, стотысячное население. Каждый день происходят события, которым газета дает оценку. Мы, журналисты, причастны ко всему, и в этом наша профессиональная гордость. А вчера я почувствовал себя причастным к грандиозной битве, потрясающей весь мир, почувствовал... как бы это выразиться поточнее... материально — да, вот именно, материально! В стране усложнилось положение с бумагой — возросли внутренние потребности, увеличился объем поставок в братские социалистические страны. Сейчас принято решение форсировать пуск одного из пяти строящихся в стране бумажных комбинатов. Рашова вызывали в Североград — он должен выяснить здесь, в Сухом Бору, может ли быть пущен до конца года наш ЦБК[1]. Вам понятно, что это значит?