Усевшись в углу комнаты на пол, я какое-то время сидел без движения и, казалось, без сознания. Адреналин схлынул, и я в полной мере ощутил всю тяжесть полученных впечатлений и травм. Если бы не начавшая неметь распухшая в ботинке нога, я бы мог просидеть так до утра. Но нужно было продолжать бороться. Пришло время подробно исследовать содержимое рюкзака. Большим подарком стал фонарь с режимом «невидимого» со стороны красного свечения. Чуть ранее я обнаружил в рюкзаке гидратор, который уже наполовину опустошил. А теперь было бы неплохо подлататься и перекусить.
Аптечка нашлась сразу, но на изучение её содержимого и инструкции ушло не меньше получаса. В итоге я чуть ли не целиком обтёрся влажными стерильными салфетками, затем засыпал ссадину на руке антисептическим порошком. Непослушными пальцами нащупал рассечение на затылке, которое получил ещё при выпадении из лодки. Возможно, оно и спасло меня от быстрой смерти. Но сейчас рана покрылась грубой коркой, из-под которой что-то сочилось. Как мог, я промыл повреждение, промокнул салфеткой и покрыл толстым слоем жидкого бинта.
Напоследок я наложил на ступню охлаждающую повязку, закинул в рот часть аварийного пищевого рациона, выпил таблетку анальгетика от неутихающей головной боли и просто отключился.
Все стрелки часов указывали на три, когда я проснулся, как вначале показалось, от холода. Я так и проспал сидя всё это время, отчего тело затекло и конечности отказывались слушаться.
Когда я немного пришёл в себя, то сразу оценил степень сгустившейся темноты вокруг и… странную вибрацию. Я ещё валялся на полу в приступе парестезии после онемения ног, когда всё отчётливей стал ощущать эти периодические земные толчки. Словно нечто очень большое передвигалось тяжёлой поступью по улице за стеной.
Я так и лежал, прислушиваясь и глядя в непроглядную тьму, как вдруг всё стихло – нечто прекратило движение. Оно было близко. Настолько близко, что я расслышал его дыхание. Словно дыхание самой смерти, клокочущее сухое сипение, заставлявшее сердце и лёгкие сокращаться чаще, а мышцы – цепенеть.
Я стал судорожно шарить вокруг в поисках фонаря, тщательно опознавая пальцами каждый предмет. Попадались упаковки и их обрывки, мультитул, моток паракорда, цилиндры сигнальных патронов и прочие бесполезные в данный момент вещи. Но фонарь, который должен был находиться на расстоянии не дальше вытянутой руки, как в воду канул.
Вдруг комната немного осветилась странным бирюзовым светом, проникшим через узкие окна. Я не стал тратить время на изучение его природы, а сразу отыскал взглядом то, что так хотел разглядеть в темноте, – узкую деревянную лестницу, прикреплённую к стене и поднимавшуюся к люку в потолке.
Иррациональный ужас, вызванный присутствием чего-то неведомого, заставил меня буквально лезть на стену. Я поднялся при помощи лишь трёх конечностей, поскольку боль в ступне не позволяла полноценно пользоваться одной ногой. Перед своим манёвром я только и успел, что стиснув зубы натянуть на неё полностью расшнурованный ботинок.
Собирать распотрошённый с вечера рюкзак я не решился и по шаткой лесенке взобрался на низкий чердак уже совсем «сухим» – без каких-либо средств для выживания. Свечение попадало и сюда, но затворив за собой квадратную дверцу люка, я почувствовал себя в чуть большей безопасности. Я положил голову на сцепленные пальцы рук и просто стал слушать. Несколько мучительных минут вслушивался в неразборчивые звуки с улицы, прежде чем свет погас, а ещё через мгновение нечто пришло в движение и такой же тяжёлой поступью удалилось прочь.
Это был бред. Сейчас я не мог сказать точно, воспринимаю окружающую действительность адекватно или схожу с ума. Самое страшное, что душевнобольной человек не понимает своего состояния, ему кажется, что он нормальный. Как уловить пересечение той жуткой границы, возврата из-за которой нет?
Начало светать, когда ожил мой коммуникатор, сообщив об этом слабой вибрацией. В центре, похоже, получили мои краткие отчёт и выводы, потому как «ангел» написала только: «Жди вертолёт через час! Ничего не предпринимай! Сообщи текущую обстановку».