Я постучал пальцем по голове. Китаец посмотрел на мой палец недоуменно раздвинувшимися щелочками.
- Это душа! - воскликнул я. - Это когда ты напитываешься духом и мыслями других людей, когда ты воспринимаешь мир через восприятие его великими людьми... через музыку, стих, живопись... Человек только тогда становится выше и чище, когда вбирает в себя великую литературу, музыку, искусство...
Китаец остановил на мне изумленный взгляд, а затем, снова сжав свои щелочки-амбразуры, пристально всмотрелся мне в глаза.
- Вот вы допустили, - тяжело дыша проговорил он, - на свои высокие должности людей, помышляющих о наживе и капитализме. Разве они не читали книг? Они не читали Толстого? Не слушали музыку? У них не висели на стенах картины? Почему, наполнившись вашей высокой душой, они не стали выше и чище? Где их культура?
Теперь китаец поднес палец к голове. Он ненадолго замолчал, ожидая от меня ответа. Я же от такого поворота оказался в легком ступоре.
- Где была ва-ша культура? - проговорил он, делая упор на слове "ваша". - Настоящая культура - не в стихах, а в головах, или, как вы говорите, в душе? Почему, читая и вбирая одно, вы делали другое? Почему вашей культурной душе не претило зло? Культура ли это? Почему вы, размахивая Горьким и Маяковским, откатились в капитализм, а мы без них остались верными их книгам?... Где настоящая культура души - в ваших толстых книгах, или в наших цитатниках Мао?
Бум!!!
Китаец вновь недолго промолчал, выжидающе глядя на меня и продолжая держать палец у головы.
- У вас не оказалось своего великого Мао, - тихо, но внятно проговорил он, - который бы раскрыл вам на это глаза, который помог бы вам понять, что ваша культура - это не культура.
- А что тогда культура?! - изумленно и с ехидцей воскликнул я.
Китаец, конечно, ловко подцепил меня Маяковским, но цитатники Мао здесь даже не смешно ставить рядом.
Взгляд старика сконцентрировался в одной точке.
- Настоящая культура, - проговорил он, - это революция.
Бум!!!
- Огонь по штабам, что ли? - уже открыто съехидничал я.
- Культура - это революция в самоосознании, - жестко продолжил китаец. - Огонь по штабам - это вершина самоосознания.
Бум!!!
- У вас была революция? - китаец вновь обратил на меня щелочки-амбразуры. - Да, была! И революция самоосознания была? Была!... Но не полная... Вам не достало лишь дочистить от грязи свои штабы. Вы остановились в полушаге от вершины.
Я оторопело посмотрел на китайца. Тот опустил руку и отвернулся к окну.
- Но... - я растерянно буркнул, - в смысле, вершины?...
Мои мысли стали сбиваться. Ведь где-то в глубине его слов была какая-то правда - особенно насчет грязи в штабах.
- Дочистить от грязи?... - проговорил я. - Это как?! Огонь по штабам, что-ли?!...
Взгляд старика застыл на месте.
- Огонь, - у меня неожиданно по-петушиному взвился голос, - это же убивать! Где тут культура?!...
Дед никак не реагировал на мои слова, будто я перестал для него существовать.
За окном проносился безликий ландшафт, стучали, стучали, стучали колеса.
Фу-ух! Такое без ответа оставлять было нельзя. Я начал внутренне собираться.
"То есть, культура души, по вашему, - я стал мысленно подыскивал возражения, - это что-то вроде того, чтобы оставаться верным Горькому и Маяковскому. И в штабах тоже. Ну, допустим!... Допустим даже, что это так, но..."
- Однажды, - тяжело сипящим голосом перебил мои мысли старый китаец, - мы вытащили на улицу одного профессора, таскали его за волосы по улицам, заставляли наизусть повторять цитатник Мао. В наших глазах он заслужил этого, потому что издевался над теми, кто оказался не способен к учебе, говорил, что их место в свинарнике. Он полагал, что знание английских книг сделало его над нами богом. После трехкратного повторения цитат Мао мы бросили его окровавленного на улице. Нет, он не умер, он уполз в свою квартиру и больше в университете не появлялся.
Шок от услышанного заставил меня непроизвольно подняться. Я застыл в неловкой позе и, чтобы оправдаться, сказал, что пойду заказать чай.
В коридоре я подошел к окну и остановился в размышлении. Поезд продолжал мерно постукивать колесами, покачивая вагон. Мне надо было прийти в себя от нелепого диалога - хоть как-то переварить несусветность услышанного.
А переварить было необходимо. Ведь какая-то малая, хоть и нескладная правда была в словах китайца. И эта малая правда била все мои сумбурные возражения. Ведь по его словам получалось, что разгул насилия в годы культурной революции был как бы даже оправдан. Вот ведь как! Все подано как их вариант гражданской войны, без которой они втянулись бы в капитализм...
Бум! Меня уже волнует, не втянулись ли бы они в капитализм! Ну и китаец! Повернул-таки в свою веру! Силен старик! Едва дышит, а бьет наотмашь! Ничего не скажешь!
Однако погоди, старик! Ведь с другой стороны...
А что с другой?...
Мысли начали разъезжаться. - Что с другой стороны?...
Ну да, конечно! - С другой стороны наказывать без суда - это не цивилизованно! Однако опять же - какой суд запретит хаму преподавать в вузе? Нет! Здесь что-то не то! Конечно не запретит... Не может цивилизованный суд это сделать. У нас, например, подобное - тоже сплошь и рядом, и мы ничего сделать не можем! А как тогда быть им - Китаю тех лет, с неразвитыми вообще традициями права? Как ни крути, старик прав по-своему - если даже для нас правовой, цивилизованный путь не без изъянов, то для них - это путь к торжеству хамов, в дикую безнаказанность и капитализм...
Тьфу-ты! Опять я о капитализме!... Ну и старик!...
Нет, давай все сначала... Что-то я путаю... Итак, по его словам получается...
Вернувшись спустя полчаса в купе, я наткнулся на настороженные взгляды четырех узких щелочек глаз. Я опешил. Спустя несколько секунд мне стала понятна причина их напряженности - ведь я вышел за чаем, а вернулся после долгого отсутствия с пустыми руками.
Немного помявшись на месте, я произнес какую-то нелепицу об отсутствии кипятка. Соседи продолжали сидеть, не шелохнувшись.
- Да, не бойтесь вы! - вдруг пришла мне в голову естественная для такого случая догадка. - Не стучать на вас я ходил!
Оба китайца обмякли. Однако если дед спокойно отвел глаза в сторону, то напряженность во взгляде молодого китайца не исчезла.
- А мы не боимся, - заговорил он.
- Нам, китайцам, не свойственно бояться таких ситуаций - продолжил молодой. - Если у нас чужак причинит китайцу зло, то это обернется местью сородичей обиженного. Нас, китайцев, очень много. Нас опа-а-асно обижать. Вы тут рассуждали о силе. Вот в этом и есть наша сила - в том, что нас много. Ваш мальчишка из кино говорил американцу, что у того, кого обманули, осталась правда, значит, он сильнее. А как быть, если его не просто обманут, но и убьют, а за спиной убитого никого нет? - китаец показал рукой на пустые горизонты за нашим окном. - Даже если ты будешь прав, никто не узнает правду. За спиной же любого китайца миллионы. Поэтому прав или не прав китаец, но за него заступятся и отомстят. Вот что такое настоящая сила.
Он посмотрел на меня с промелькнувшим чувством превосходства, а затем глянул на деда в поисках поддержки. Дед во время его тирады сидел молча с абсолютно отсутствующим лицом.