Из Москвы приехала комиссия проверять классовый состав выдвинутых в аспирантуру. Меня вызвали. Ректором по научной части университета был Э.Ш. Айрапетьянц, один из общественных обвинителей на суде по делу Мордухая-Болтовского и его группы. Он знакомил членов комиссии с будущими аспирантами. Снова началась процедура срывания маски с классового врага, овечьей шкуры с волка. Национальная гордость народа — строителя коммунизма обильно питалась тогда полетами Чкалова, исследованиями стратосферы, дрейфующей станцией исследователей Северного полюса. На льдине дрейфовал П.П. Ширшов, гидролог, один из членов группы Мордухая-Болтовского. Национальная гордость, сознание технической и военной мощи своего государства, патриотизм с позиции силы, мыслились и мыслятся посейчас заменой свободы личности и человеческих условий жизни. Беспосадочные перелеты и исследования Севера с успехом камуфлировали перед лицом мирового общественного мнения голод и кровавые расправы над миллионами невинных.
Знать их — обязательно. Незнание изобличало. Меня спросили о беспосадочных перелетах. Не знать их невозможно: все уши прожужжали этими перелетами. Но с меня было довольно. Я сказала, что не имею солидных знаний в этой области, т. к. занята своим делом — мухами. Мне объявлено, что комиссия тем не менее не будет возражать против моего оставления в аспирантуре, учитывая заслуги моего отца. «Раз мой отец имеет заслуги, вы его и оставляйте в аспирантуре», — сказала я и ушла. В приеме в аспирантуру мне было отказано.
Владимирский и двое других преподавателей кафедры заявили, что уйдут из университета, если я не буду оставлена при кафедре. Только никто и ничто не сыграло бы никакой роли, не приди к тому времени Географический факультет университета в полный упадок. В университете решили просить отца вернуться на факультет. Отец вернулся. Меня приняли в аспирантуру.
Бронзовые и золотые рыцари
И наступили блаженные четыре года, когда я беспрепятственно могла заниматься наукой, и Дамоклов меч не висел над моей головой и в газете не появилось ни одного пасквиля, срывающего маску с лица классового врага. Я постаралась сузить границы моего общебиологического невежества. Я слушала курсы сравнительной анатомии беспозвоночных В.А. Догеля и сравнительной анатомии позвоночных Гавриленко и курс общей протистологии Ю.И. Полянского. Роза Андреевна Мазинг, преподавательница кафедры — речь о ней впереди, — проводила свои исследования в тесном контакте со мной. 4 Главные события этих лет — отъезд Меллера и мое вступление на стезю популяционной генетики. Это произошло в один и тот же год, в кровавый 1937 год. Террор этого года затмил и превзошел все мыслимое, все чудовищные кровопролития прошлых лет.
Институт генетики переехал в Москву, но я поддерживала, связь с Меллером, ездила к нему, результаты опытов показывала.
Вклад Меллера в мировую науку огромен. Он один из создателей хромосомной теории наследственности. Первым в мире он применил ионизирующие излучения для искусственного получения наследственных изменений — мутаций. Он разработал методы, позволяющие различать вновь возникающие, новые мутации и те, что в скрытом виде предсуществовали в половых клетках подопытных животных — дрозофил. Он сперва поставил мутационный процесс под строжайший количественный контроль и только тогда подверг дрозофил температурным и лучевым воздействиям. Лучи Рентгена повысили частоту возникновения мутаций в сотни раз. Меллер первым указал на опасность, грозящую потомству лиц, подвергающихся облучению. По его предложению приняты меры сократить сколько возможно применение облучения с диагностическими и лечебными целями. Он разгадал природу радиационной опасности. Его опыты по искусственному вызыванию мутаций — исток новой отрасли науки — радиационной генетики. В качестве ее основателя он награжден Нобелевской премией.
Но как ни велик вклад Меллера в науку, не исследование природы было целью его жизни. Молодой ученый горел желанием улучшить род человеческий, избавить страждущее человечество от физических и духовных бедствий. Он — ярый враг любых ограничений свободы личности — боролся с теми течениями, которые в Германии завоевывали права гражданства и находили приверженцев и в других странах, в том числе в Америке. Бесстрашный среди бесстрашных, он считал, что только переустройство общества на социалистических началах позволит внести улучшения в частную жизнь человека. Он жаждал революции, которая свергла бы капитализм. Гегемон переустройства новой жизни, носитель морали будущего — пролетариат. Взгляд Меллера с надеждой обращен к Советскому Союзу. Он хотел быть в той точке земного шара, где вершились судьбы грядущего Коммунизма. Он поехал в Германию, которая, казалось ему, стоит в преддверии великих прогрессивных перемен. В 1933 году, когда Гитлер пришел к власти, он покинул Германию. Незадолго перед тем он был избран иностранным членом-корреспондентом Академии наук СССР и с благодарностью принял почетное звание. В том же году Вавилов пригласил Меллера занять пост заведующего отделом общей генетики в Институте генетики Академии наук СССР. С директором института Николаем Ивановичем Вавиловым Меллера связывали узы пламенной дружбы. Американский генетик Бент-ле Гласе, одновременно с Меллером стажировавшийся в Берлине, говорил ему, что все тоталитарные режимы на одно лицо и что в России он найдет гитлеризм в его развернутой форме. Меллер и слышать не хотел.