- Помните о законе, босяки, - тихо, но твёрдо проговорил авторитетный вор по кличке Палёный.
- Мы помним, - покорно ответили стоящие рядом воры.
- Говорят, по новой инструкции охране разрешается применять оружие без предупреждения при отказе зэка работать. И блатных касается.
- Да ты что? – спрашиваю.
- Вот тебе и «ты что»!
- Быть такого не может!
- Говорят! По закону военного времени.
- Нэт, - решил Вагиз, - я работать не пайду. Я пайду немца рэзать.
Финал его жизни подведёт немецкий снайпер за две недели до конца войны. Мы не услышим выстрела. Вагиз просто резко упадёт на землю. Упадёт с простреленным черепом чуток пониже каски, и всё.
- Маша, просись на фронт, – предложил Алексеев одному педерасту. – Станешь медсестричкой.
- Нетушки, я пожить хочу.
- С кем, подстилка?
…В добывании «языка» Алексеев будет незаменим…
Старлей всё говорил, призывал, а зэки тихо переговаривались… Фразы пересекались… Чувствовалось оживление и волнение…
- Пойти, что ли, повоевать? Скучно тут…
- Солдат должны хорошо кормить… - у кого-то, кто это шепнул, в голосе проскальзывают мечтательные нотки.
- Да, кормят там… прямо скажем… на убой.
- Однако, братья, отсиживаться тут тоже как-то не по-мужски… - сказал старый медвежатник Коран.
- Помните о законе, - повторил Палённый.
- Мы помним…
- Закон для людей, - говорю, - а не люди для закона.
- Не мути народ, Угрюм.
- А я так мыслю, - вновь подал голос Коран, - наваляем немчуре и опять будем жить, как прежде.
А старлей продолжал говорить.
Сверху давила беременная грозой туча…
Когда старший лейтенант сказал: «Добровольцы, три шага вперёд!» - ударил гром, и туча разродилась нешуточным ливнем.
Не помню, о чём я думал, да и думал ли, когда неожиданно для себя взял да и шагнул из строя вперёд.
Я был честный вор. Меня Люди уважали. А я шагнул вперёд…
Палённый буравил взглядом спину.
Но я его не боялся. Тогда мне казалось, я вообще никого и ничего не боялся. Молодой ещё, дерзкий…
Воровской кодекс чести я знал. Вор, гласил наш закон, ни при каких обстоятельствах не должен сотрудничать с властями, ни-ког-да…
Только не надо мне заливать про всякий там патриотизм! Чтобы идти воевать за Родину, её надо было любить, а я её даже не знал, у меня её давно отняли!
И государство защищать желания не было. Государством руководили настоящие преступники!
Я ведь как тогда историю понимал? В семнадцатом, значит, году дали под зад проклятому царизму! К власти пришли разные политические банды, которые раньше власти не имели. Прогнав царя, стали грызться между собой за эту самую власть! После кровавой междоусобицы, в которую эти банды втянули почти весь народ, власть досталась тем, кто был жёстче, страшнее, кровавее всех – банде большивиков. У них свой закон. Марксизм, мля, ленинизм, какой-то, короче, интеллектуально-нравственный онанизм вприсядку! А они сами кто? Те же блатные, только политические. Кто не с ними, тот вне закона. А кто вне закона, у того никаких прав и привилегий.
Тёмный лес! А мы – птицы вольные! Нам по нему не блуждать!
Всё со стороны просто! Такую же систему имели и блатные! Сталин – пахан в коммунистической банде, в банде есть элита – блатные, остальные мечтают попасть в элиту, а мужики как пахали, так и будут пахать! Всё!
В общем, у них там свои законы, а у нас, у тех кто живёт вне их закона, свои законы… Жить вообще без каких-либо законов нельзя. Так только какие-то уж совсем звери могут, да и они не могут, и у них ведь тоже свои законы и правила – звериные, там…
Итак! Родины нет, дома нет, семьи нет, на Сталина и всю его шайку – плевать, что такое нацизм – слабо представляю, войну знаю только по книжкам, а вот на тебе – выхожу из строя!
Вместе со мной ещё шагнули несколько человек. Немного. Человек десять. Но некоторые из вышедших шагнули именно вслед за мной… Я это точно знаю. Я это понимаю. Если бы не я, они бы не решились покинуть строй. Я был честный вор. Люди меня уважали…
Точно, была весна… Но разве в этом главная причина?..
…
Когда я вынырнул из глубины своих воспоминаний, словесная дуэль между Порохом и Щукой уже разгорелась не на шутку. По-моему, она больше не забавляла её участников. Остроты потеряли лёгкость и очарование; они затупились и били по противнику тяжело и грубо.
- Короче, Щука, ты задрал!
- Я тебя ещё не драл. Если б я тебя драл, ты б человеком был.
- Рот закрой, дерьмом воняет.
- От дерьма слышу.