- Дак не я считаю! Пойми ты, дурья башка! Законы наши не с кондачка принимали. На то были основания. Ты был вором, так? Но надев форму и приняв оружие из рук власти, ты стал солдатом. А что должен делать солдат?
- Воевать.
- Нет, солдат должен выполнять приказы своего командира. А если командир прикажет стрелять в твоего брата – вора?
- При чём тут вор? Я с фашистами бился…
- Ништяк! Пойдём другим путём. Тебя поставили охранять военный объект. Ты будешь выполнять приказ своего командира?
- Военный объект… Да, буду… от врагов…
- А этот объект оказывается продовольственным складом для бойцов доблестной Красной Армии, и туда сунулись люди – твои братья. Ты ведь шмалять начнёшь… Как иначе? Должен! Обязан! Приказ… Ты предал воровской Закон, Щука… Ты – сука, и с этим нужно смириться.
…
Через месяц у меня был суд.
Прокурор – крыса тыловая – долго и сонно что-то бубнил, а в заключение назвал меня паразитом на теле общества и попросил для меня десяти лет. У меня даже икота прошла. Защитник вяло возражал. В конце концов суд учёл мои боевые заслуги и приговорил к пяти годам отсидки.
Это мне ещё повезло. Буквально через несколько дней вышел знаменитый драконовский указ «четыре шестых» «Об уголовной ответственности за хищение государственного и общественного имущества». По нему за моё преступление мне грозило б от десяти до двадцати пяти лет.
Ни фига себе, срок – двадцать пять лет! Плюс к моим тридцати восьми! Да честные люди столько не живут. Четвертак… Ничего себе… Четвертак! Да это пожизненное, если вдуматься.
Прошло не больше месяца, и по всем лагерям, в ответ на указ и ужесточение наказаний, мрачно и слезливо запели урки:
«Идут на Север срока огромные,
Кого ни спросишь – у всех указ.
Взгляни, взгляни в глаза мои суровые,
Взгляни, быть может, в последний раз».
…
А Щуке – его судили в тот же день – дали двушку. Срок, как говорится, детский – на одной ноге простоять можно. Если дадут… Могут ведь и подсократить основательно срок… отпущенный Богом. Это я понял ещё до этапа…
А уж сам этап… для очень многих оказался последним. Две дюжины трупов за несколько суток пути. Правда, в нашем вагоне обошлось без эксцессов.
Воров было восемь штук, нас семеро. Они заняли один конец вагона, мы, соответственно, другой. Между нами расположились мужики и политические. Трогать нас воры не решались, да и мы на рожон не лезли. Мы даже старались не реагировать на их злобное тявканье в нашу сторону.
- Эй, сучня! – кричал кто-то из них. – Попросите своих так не гнать, нас укачивает!
Или там:
- Чё молчите? Соскучились по командирским приказам?.. А медали вам ещё дадут? Вы ж так старательно выполняете приказ «сидеть».
Или ещё:
- Жалко ваших сыновей, если они родятся. Их по праву будут называть «сукины дети»!
После каждой брошенной в наш конец вагона реплики они начинали неестественно громко ржать.
Щука не выдержал:
- Голос не сорви, свинья! Чтобы погромче визжать, когда я тебя резать буду!
- Кого ты хочешь в этом убедить, сучонок, себя или дружков своих?
Тут здоровяк Дыба встрял в перепалку:
- Мы тебя плохо слышим, может, подойдёшь?
- Это ты, Дыба? Бугай тупорылый! Насколько я помню, слышишь ты хорошо, соображаешь туго!
- Помнишь? Заодно вспомни, кто тебе кость бросал!
- Не знаю, что ты там бросал, но точно знаю, что ты скоро отбросишь!
Дыба шевелил губами, точно пробуя на вкус слова, которые собирался выкрикнуть.
- Оно вам надо, Дыба? – сказал я. – Берегите силы, они нам ещё понадобятся.
- Зло берёт!.. Если б нас всех собрали вместе, а то ж раскидывают по разным местам, и блатари душат нас по одному под лозунгом СС.
- Чё за лозунг?
- СС? Смерть сукам!
- Обидно, в натуре, - прогундосил кто-то. - Такое прошёл, чтоб в конце подохнуть от руки труса.
- Лично я так просто не дамся, - заявил Дыба. - За свою жизнь я возьму три жизни, минимум. Попомните мои слова.
Дыба в злобе кривил рот, под насупленными лохматыми бровями расширялись и бегали глазки, точно выискивая врага. Он был страшен и вполне убедителен. В такие моменты его опасался даже Щука, который обычно над ним с нескрываемым удовольствием подтрунивал.
…
За эти дни все наши разговоры так или иначе в конце концов сводились к тому, что же нас ожидает в будущем. Оно беспокоило нас. Мы подбадривали друг друга, но для того, чтоб успокоить себя.