Потребность в сексе была самым очевидным из симптомов эвакуационного давления, испытываемого Виком. Со всеми позывами нужно разбираться немедленно. Вик не выносил наличия одного кубического сантиметра жидкости в мочевом пузыре, молекулы твердого тела в прямой кишке. Он как-то раз прочитал на медицинской страничке в «ТВ-таймс» — память подсказывала ему, что совет был от Кати Бойлз, хотя, оглядываясь на прошлое, теперь это казалось ему маловероятным, — что в целях избежать геморроя никогда не следует тужиться при испражнении; другими словами, какашка должна «выпекаться» долгое время до готовности покинуть тело без усилий. Вик попытался, но нашел это невозможным. Ему трудно было представить, как можно существовать с излишним багажом; как можно жить, не отвлекаясь на наличие — пусть даже крохотного — желания.
Так и с мыслями: Вик не провел ни минуты жизни в раздумьях, по крайней мере, в таких, как «Мыслитель» Родена, — глобально, в тишине, в одиночестве. Этот факт не свидетельствовал о том, что Вик не был, в своем роде, интеллектуалом.
По отношению к нему было лишь справедливым утверждение, что мысли не могли держаться у него в голове — мысли были чем-то неотложным, чем-то, что должно быть высказано, вслух, немедленно; чем-то, что необходимо было вытолкнуть наружу. Вик думал только тогда, когда говорил: иногда, будучи не в силах заснуть, он громко говорил в постели, пытаясь опорожнить в темноту свое переполненное сознание. Вик не разговаривал во сне, он разговаривал, чтобы заснуть.
Несмотря на импульсивный характер всех его желаний, он оставался верен Тэсс. Прежде он никогда не хранил верность своим подругам. Он был одним из тех мужчин, кто никогда не принимает на веру обман единобрачия. Вик считал, что желание вызывается новизной, откровением. «По-настоящему волнительная вещь в сексе, — сказал он Джо в один из вечеров в „Спайс“, — увидеть, как кто-то выглядит или ощущается в голом виде, и это, я опасаюсь, остается откровением лишь ограниченный промежуток времени. Я недавно понял, что для того чтобы заниматься сексом до конца своих дней с одним человеком, нужно быть доном Пауэлом».
— Доном Пауэлом?
— Это барабанщик из «Слэйд». У него редкая форма амнезии, он просыпается каждое утро, полностью забыв все, что было накануне.
— Гм. Я не думаю, что верность до гробовой доски стоит того, чтобы постоянно разучивать партию для ударных к «Cum On Feel the Noise», — сказал Джо.
Вик осознал, что, как ни парадоксально, человеческие отношения противоречат отношениям прототипов людей, Адама и Евы, которые поначалу не осознавали наготы друг друга, стыд пришел позже; мы же вначале чувствуем стыд и вместе с ним — возбуждение, страсть, приятный зуд, страх и все прочее, из чего складывается хороший секс, — и лишь затем, по прошествии какого-то времени, мы перестаем замечать наготу ближнего. Затем нам становится слишком уютно и спокойно рядом с чужим телом, и что нам остается делать? Вику однажды стало интересно: что, если это случится на ранней стадии отношений? И он позвонил Эмили, хорошенькой пиар-дамочке, с которой он встречался пару раз, и спросил ее, касательно их следующего свидания: не хотела бы она нанести ему визит и почистить свои зубы, пока у него еще целый склад зубной пасты. Далее, слушая непрерывный гудок, он рассуждал, что он все равно подумывал, что их отношения пора заканчивать.
Оправдания существуют в основном для мужчин, которые постоянно в разъездах: они склонны к унижению женщин, к самоутверждению своего «эго», да к чему угодно. Но Вик не имел ни одной из тех пагубных наклонностей.
До знакомства с Тэсс Вик жил ради поиска — использую фразу, которую наверняка бы предпочел какой-нибудь Эдди Мерфи, — новой киски. И очевидно, что, живя ради новой киски, в конце концов наступает момент, когда ты вынужден огорчить или оскорбить — э-э-э… старую киску. Но это — хотя многие друзья Тэсс пытались доказать обратное — не доставляло Вику удовольствия; страдания, причиняемые старой киске, были лишь неизбежным побочным продуктом поиска новой.
Не лучшую услугу его репутации оказывала и быстрота, с какой новая киска становилась старой. Срок жизни кисок, с точки зрения Вика, похоже, действительно был кошачьим: месяц жизни человека равнялся году кошачьей. У кисок была та же болезнь, что и у Робина Уильямса в «Джеке».
Вик всегда точно знал о наступлении момента, когда новая киска становилась старой; он узнавал это — как узнают все мужчины — посредством мастурбации. Вик давно уже пристрастился к онанизму; иногда основной причиной его желания заняться с кем-нибудь сексом было стремление запастись свежими картинками для своей памяти, чтобы потом вволю подрочить. Опять-таки это приводило к неловким моментам. После первого сексуального знакомства с женщиной Вик, как обычный первобытный негодяй, хотел, чтобы она немедленно ушла, или, если встреча была не у него, хотел сам немедленно вернуться домой. Причина была не в том, что он чувствовал к ней неприязнь, как только его желание угасало; просто ему хотелось подрочить. Ему хотелось заняться этим не только ради самого процесса (нельзя отрицать и этого); ему хотелось как можно скорей проиграть в голове все сексуальные образы предыдущей ночи, пока они были свежими, потому что это был единственный способ законсервировать их в памяти. Мастурбация сберегала Вику ночные хлопоты, как пенни — фунт.