– Хорошо, – произнесла Джейн, – я расскажу тебе о том, кто я такая, но я возьму с тебя обещание. Ты должна для меня кое-что сделать. Это обязательно! Отнесись к этому вопросу серьезно и ответственно.
– Угу, – кивнула я, что означало «продолжай».
– Тебе нужно будет убить. Убить человека. Он живет на соседней от твоего дома улице. У него есть семья, дети, он владелец производства в области сельскохозяйственных удобрений. Как ты это сделаешь, мне неважно. Главное – результат. Но если ты этого не выполнишь, – Джейн подняла палец вверх, – убьешь меня. Понятно?
«Соглашайся», – вскрикнул внутренний голос.
– А что это за человек? Чем он помешал тебе? – спросила я.
– Не задавай лишних вопросов. Просто определись. Принимаешь условия игры?
– Ну да.
– Точно? – переспросила она.
– Да.
– Ты еще не определилась. Единственное качество в людях, которое меня всегда бесило, это скука, нейтралитет, состояние «ноль». Нельзя находиться между. Есть только свет и тьма, жизнь и смерть, богатство и бедность, здоровье и болезнь, радость и печаль, черное и белое… – взахлеб перечисляла собеседница. – Неопределившийся человек находится где-то между двух основных противоборствующих субстанций, а значит, его легко столкнуть в любую из них. Нельзя же одновременно быть и живым, и мертвым – эти два определения логически не сочетаются. Можно только болтаться между двух состояний: то жив, то мертв, то опять жив и снова мертв, как тот знаменитый кот Шредингера. С разных точек зрения может показаться, что он жив, а с других, что он мертв.
– Это ты к чему? – спросила я.
«Разве ты не понимаешь, что все это про тебя и про твое отношение к жизни?» – сказал внутренний голос.
– К тому, чтобы ты определилась. Это наш устный договор. Устный договор закрепляется рукопожатием, – она протянула мне руку.
Я пожала ей руку.
– Джейн, ты права. Есть женщины, которые хотят стать содержанками. Они еще не до конца определились, как они будут жить. Сегодня они решили, что поиграют в офисных трудяг, потому что такое настроение, а завтра пойдут на свидание. Нет, так дело не пойдет.
Первое правило: постоянство. Велосипед надо разогнать. Плоха та лошадь, которая сразу рвется скакать на высоких скоростях. К стабильности можно прийти только путем регулярных усилий в одном направлении и самоконтроля. А у меня расфокусировка. Я действую то в одном направлении, то совершенно в другом. Это как если бы я села на одну лошадь, разогнала ее, затем остановила, спрыгнула и пересела на другую. Так ни одна лошадь не наберет хорошую скорость.
– Да, да, – произнесла Джейн, давая понять, что ей неинтересна эта болтовня, – что ты там хотела узнать обо мне?
– Джейн – это твое настоящее имя?
– Нет, – спокойно ответила она. – Как и твое. У тебя ведь тоже имя ненастоящее.
– Да, но… почему Джейн? Это как-то связано с Мэри Джейн?[1] «О, госпожа Мэри Джейн!» – я воспроизвела строчку из песни.
– Люблю ее, но не до такой степени, чтобы называть себя в ее честь. Как тебе вообще такое на ум могло прийти?
– Не знаю. Просто она крутая, как ты.
– Это очень хорошо, что я у тебя с ней ассоциируюсь.
– Все же какое твое настоящее имя? Можно узнать?
В тот день я уже предвкушала месть. Внутри спорили голоса, один из которых приободрял меня, повествуя о том, что моя миссия – чистить мир от грязи, что я и есть возмездие, потому что я уже убивала людей, и для меня это не будет новым опытом. Другой голос сомневался.
«Твои метания продолжаются до тех пор, пока ты не провозгласишь: „Я жива!“ – и не сдвинешь все рамки, которые возложило на тебя общество. Толкни их слегка, а затем разрушь до основания. Общество будет сопротивляться, но затем поблагодарит тебя за это».
В тот день ко мне пришло новое понимание известной фразы Ницше: «Падающего подтолкни», которая уже много лет подряд украшает паблики и странички модных журналов. Подтолкните падающего, чтобы узнать его суть, узнать, является ли этот падающий жертвой. Куда на сей раз покажет стрелка шкалы его состояния: на запад или на восток? Жертвой выгодно прикидываться, но не быть.
В тот день я опять не могла отличить правду от лжи.
Глава 6
Быть хранителем сна, а точнее сказать, самозванцем, пришедшим как всегда не вовремя, – вот какую роль мне предстояло играть в тот поздний час. Заходя в дом, я двадцать минут пыталась найти дорогу до своей комнаты, рассеянно разглядывая темноту. За все это время вокруг не было ни звука, лишь лай соседских собак, бормотание телевизора и дребезг оконных стекол. С обеих сторон от нашего дома находился сортировочный пункт, и каждую ночь мимо стремительно проносились электрички. Для новеньких этот звук казался громким, но мы уже привыкли. Пока проходил поезд, все обычно спали, но стоило кому-то произнести слово, звук как будто бы усиливался. На самом деле разговор не мог повлиять на шум поезда, но, когда напрягаешь слух и стараешься услышать человека, дом словно наполняется грохотом.