Нина положила трубку. Шишкин чертыхнулся. А вдруг Нина взяла и предупредила Авилова, что дело швах?
Шишкин, набросив на плечи куртку, — за ночь сильно похолодало — быстрым шагом дошел до библиотеки. Зося покачала головой: сегодня она его не видела, а вчера заходил.
— Зачем?
— Похоже, пожаловаться. Объявился один «настоящий полковник», и того затуркали.
— Кто его затуркал-то? — возмутился Шишкин.
— Наталья не простила. Положение, говорил, мое безвыходное, посадят ни за что. Мол, рукопись видел последним, все поэтому.
— И посажу, — разозлился Шишкин. — Если в бега ударился.
— Машина на месте, — уточнила Зося.
— Хорошо дружить с библиотекарями. Информация поставлена, — польстил ей капитан.
Пока следователь метался в поисках Авилова, тот спал на печи, как Емеля, ни о чем не беспокоясь. Изредка ходил в туалет, приветливо улыбался Любови Егоровне, перекусывал, опрокидывал рюмку и снова заваливался на печь. К вечеру заявился Шурка и удивился, что Авилов все еще тут.
— Можно у тебя пожить?
— Живи, — позволил Шурка. — Только тебя Михаил ищет, ноги сбил.
— Не говори, что я тут, ладно?
— А Нина как?
— И ей не надо.
— Ты что, запил, что ли?
— Да нет. Я в общем не пью. Спать все время охота.
— А, ну спи. Это полезно. Слезай, я печь протоплю.
Авилов едва дождался, пока печь остынет, и снова забрался на полюбившееся место. То ли на городище пробрал до костей ветер, то ли напугал черный человек, но он никак не мог согреться, где-то потерял тепло. Был уже глубокий вечер, городок загорелся огнями, неподалеку надтреснутый женский голос пел под гармошку. Уснуть больше не удавалось.
— Любовь Егоровна, — Авилов свесил голову с печи, — вы знаете песню «Поедем, красотка, кататься…»
— Знаю.
— А спойте.
— Да как-то я не особенно чтобы пою, — смутилась женщина, но Авилов не отставал, и она спела. Он откинулся на овчину. Да. Песня жестокая, душевная. Утопила обоих: и себя, и друга сердца. Смотри, Наташенька, обдернешься, не надо в это играть. Он опасался Натальи, потому что чувствовал вину. Вчера, когда увидел ее на городище, хотел подойти, но не осмелился. Так получилось, что теперь ей решать, сидеть ему или быть на свободе, и он боялся даже пальцем пошевелить. Ждал, что она решит. Почему он дал ей такие права, неясно. Вина давила, что ли. Он не хотел ее раздражать, надеялся на помилование. Хорошо, что Нина вчера не пришла. Никогда он не понимал, как Наташа к нему относится. Скоро все и выяснится.
В дверь постучали, и он услышал в сенях Нинин голос. Сердце заколотилось, Авилов принялся строить гримасы Шурке, тот согласно кивнул и пошел навстречу Нине. Авилов закатился в дальний угол печи и закрылся с головой.
— Проходи, давно не была, садись, ужинать будем.
Любовь Егоровна собрала на стол, вынула из печи румяный картофельный пирог с хрустящей коркой. Нина села и подперла локтем голову.
— Чего грустная? Давай выпьем по чуток. — Шурка достал из холодильника водку.
— А давай, — вдруг согласилась Нина. — Надо мне могилу навестить Владимира Сергеича. Давно не была, заброшена могила. Ваше здоровье!
Она надкусила огурец и положила.
— Да времени все нет. Поехать завтра, что ли? Если поеду, пригляди за домом, Шура. Собаку покорми.
— Пригляжу, дело нехитрое. Тебя Михаил отпустил, что ли?
— Так я же на пару дней. Нужно. Человек был хороший, а умер замаранным. Все интриги, деньги, склоки, он ученый, в этом не разбирался. Дали целый фонд, со средствами, потом оказалось, что половина денег уходит, он начал выяснять куда, так его же и обвинили. Умер, а мог бы жить. Ему бы сейчас семьдесят было. Вот ты, Шура, справедливый, как думаешь, можно так человека губить, а если можно, как поступить с губителем? Простить или наказать?
— Считаю, все равно простить. — Шурка немного подумал. — Погубитель, он и так наказан.
— Да прямо. Разгуливает, всем довольный, как ни в чем не бывало.
— Э-э! — крякнул Шурка. — Ты не в ту сторону смотришь. На внешнее смотришь.
— Конечно, — заявила Нина, — не мое дело его судить, но если душегуб сам в руки сдается, так может это знак такой, что наказание придет через меня?
— Ну, если ты себя мыслишь палачихой…
— Не задумывалась никогда…
— Я тоже… — покосился Шурка на Любовь Егоровну, — хотел было наказать… Да не вышло. Уже и к следователю пришел, и дело мое по справедливости правое, да не смог.
— Потатчики мы все, — вздохнула Нина. — Потакаем злу, а оно нас заедает. Хочу уехать на время, чтоб чего не вышло.