Собака, конечно, была непомерно рада каждый раз, когда возвращался Нисон, ведь именно он её кормил и ухаживал за ней, но Нисону не доставало какой-то любви. Лине становилось с каждым днем всё хуже и хуже, хотя с этим каждым днём казалось, что хуже некуда, но Лина быстро переубеждала его в этом. Впалые глаза, чёрные круги и торчащие кости Лины нагоняли тоску. Она выглядела как сама смерть. Но Нисон отчаянно пытался разглядеть в ней жизнь.
Она была когда-то, но сейчас отобрана людьми в белых халатах. Печально оглядываться в прошлое и понимать, что там нет счастливых моментов кроме мимолётной беременности, которая и привела Лину к такому состоянию. Да, не только она, но именно мертвороженец добил Лину. Никогда не понять боль матери, потерявшую ребёнка. Это можно лишь смутно описывать, но никогда нельзя передать.
Ей приходилось жить с теми, кто ухудшал её состояние. Нисон хоть и пытался показать свою тоску, Лину это никак не воодушевляло. Лживость чувствуется очень хорошо, Лина всегда морщила нос, когда видела, как Нисон пытается заплакать, сделать грустный вид или печально вздохнуть. Он делал это так не по-настоящему, будто бы робот, что впервые увидел человеческие эмоции и хочет их повторить. Собака так же вызывала отвращение. Они были одинаковы: притворная тоска Нисона и псина. Питомцы похожи на хозяев, но в этом случае Нестор походил лишь на одну единственную эмоцию, и то ненастоящую.
Лина чересчур худыми руками готовила ужин мужу, иногда варила еду для Нестора, подавляя желание подсыпать и туда, и туда яд. Это бы ничего не изменило, по крайней мере, никак не поменять состояние Лины. Их смерть бы не облегчила жизнь ей. А ещё две смерти ей брать на себя не хотелось — дочери было вполне достаточно.
Эта сука лишь прикидывалась
Придя в очередной раз домой, Нисон скинул вещи и сразу же отправился на кухню, чтобы провести там остаток вечера и не встречаться со своей женой. Всё же сегодня что-то поменялось в её поведении. Из кухни он слышал, как она ходит, чем-то гремит, что, конечно, не было сейчас свойственно Лине. Обычно она лишь лежала, пялилась в стенку, иногда плакала, содрогаясь всем телом, но Нисон не мог заставить себя успокоить её. Да и вряд-ли у него хоть что-то получилось бы.
Лина лениво собиралась, одевалась не совсем тепло, по крайней мере, на сибирском морозе в её наряде замёрзнуть было очень просто. Она не переодевалась, пошла в домашней одежде: в футболке и длинных брюках. Нисон прислушивался к шуршанию, и его сердце замирало в каком-то предвкушении. Может, он выйдет к ней, а там прежняя веселая Лина? Может, она обнимет его и вновь начнет успокаивать Нисона одним своим голосом?
Но он прекрасно понимал, что если выйдет, то встретиться лишь с двумя бездонными колодцами, где давно потонули в тоске надежды и мечты.
На кухне было уютно, было спокойно, не хотелось вовсе выходить к вечно-грустной жене и игривой собаке. Хотелось остаться тут навсегда в одиночестве, смотря какие-то глупые видео в телефоне и попивая остывший чай. Почему-то сейчас было на душе так грустно и печально, что хотелось сбежать от этого всего и начать жизнь заново. Лина чем-то шумно гремела, Нисон слышал быстрое шуршание. На секунду испугавшись, он подскочил со стула, но замер, прислушиваясь. Собака лаяла и скакала, Лина шуршала.
Нисон выпрыгивает из кухни, мчась к источнику звука. Мало ли что захотела сделать Лина: он не знал, что у неё на уме. Но вместо страшной картины, увидел одетую в зимнюю одежду жену, что с непониманием смотрела на него. Какая-то надежда на то, что что-то поменялось, вдруг зародилась в сердце; Лина наконец-то встала с кровати.
— Ты куда? — за окном давно горели фонари, точнее, да, они должны гореть, но большая часть фонарей не работали, непроглядная темнота слепила. В такую темень никто не ходил гулять, зная, что за окном ужасный холод и голодные собаки.
— На улицу, — кратко отвечает Лина, открывая дверь. Но Нисон не дал ей это сделать, остановив её на полушаге от двери.
— Неужели ты не боишься такой кромешной темноты на улице? — Нисон схватил её за руку, холодная куртка соприкоснулась с его кожей. Лина закрыла глаза на секунду, в уголках что-то заблестело, весело переливаясь на свете лампы. Она чувствует его руку, но не чувствует, что он находится рядом. Точно ли это не вечный сон?
— Знаешь, ты никогда не будешь бояться собаку на улице, если хотя бы раз увидишь волка в тайге, — она смотрит на него, её глаза, темные, пустые и безразличные, уставились на Нисона двумя зелёными пуговицами. Наконец, он отпускает её, с тревогой пытаясь разглядеть хоть что-то необычное на её лице, что должно было вызвать у него страх. Но у него это не получается.