Укусы, оставленные тварями, сводили его с ума, он извивался и дёргал поводок, но Лина столбом стояла на месте. Самая большая собака вдруг кусает Нестора на ухо, вмиг отрывая кусочек.
Окончательно озверев от боли, Нестор срывается, ошейник просто соскальзывает с его шеи. Он немедленно бежит от стаи. Собаки побежали за ним, грозно лая и перегоняя друг друга. Нестор на ходу скулил, оборачивался и глядел украдкой на Лину, будто ожидая помощи, но она неподвижно стояла, наблюдая, как собака исчезает в темноте, оставляя капли крови на снегу. Он хрустел, кажется, настолько громко, что Лина онемела, не в силах что-то предпринять. Ну, а что она вообще может? Эти собаки загрызут и её, если она напомнит им о своем существовании, а на Нестора ей всё равно было безразлично. Да, эта тварь, живущая у них довольно продолжительное время, получила кличку и место в их квартире, но не заняла в сердце Лины никакого угла.
И пусть Нестора загрызут, пусть он погибнет от зубов своих сородичей, Лина просто не хотела ничего делать с этим. Наконец, все исчезли где-то в кромешной темноте, но всё ещё слышались лай и хруст снега под лапами собак, писк и вой Нестора.
И Лина всё стояла, смотря в пустоту. Но пустота не посмотрела ей в ответ. Тогда она, решив, что нагулялась, повернулась и пошла домой. В руках у неё всё ещё оставался поводок с ошейником, а на нем куски шерсти Нестора. Но она несла его с собой, словно напоминание о том, что случилось. Словно она хотела предоставить доказательства Нисону, чтобы тот понял, что Лина не могла ничего поделать.
Как в тумане она приползла домой. Перед глазами всё мелькали собаки, грызущие Нестора. Ей было жаль. Жаль, что они настолько голодные, что не прочь отведать собачатины.
Бесшумно зайдя домой, Лина каким-то образом привлекла Нисона, словно он знал что она придет сейчас. Он вышел практически сразу, улыбаясь ей, уже готовый расспросить о прогулке и предложить посмотреть кино. Но этого не произошло. Он увидел висящий поводок в руках Лины. Она была бледной и дрожала, но то было лишь из-за мороза.
— Где нестор? — Нисон выглядит испуганным, когда смотрел на поводок. — Что произошло?
— На него напали собаки, — Лина опустила глаза, она говорила тихо, даже не была уверена в том, что Нисон её слышит, — он сорвался, убежал.
— О, Господи, — Нисон схватился за свою кудрявую голову, в горле встал ком, то ли от страха, то ли от жалости к собаке, — ты как сама? Тебя не тронули? — Нисон схватил её за руку, ожидая, что Лина заплачет, начнет говорить о собаке или просто скажет, что ей очень жаль Нестора. Но она смотрела на него уставшими глазами, иногда провалилась куда-то в свой мир. По её выражению лица и не скажешь, что только что она потеряла любимого питомца.
— Нет. Выкинь всё, что связано с псиной, — Лина дернула руку, что схватил Нисон и разделась. Поводок она кинула куда-то на пол, совсем не обращая на него внимания, — она изначально занимала неоправданно уж слишком много места, пусть хоть сейчас она накормит кого-то, будет толк от неё, — Нисон стоял, пытаясь понять, что чувствует Лина. — Она — ничто, по сравнению с теми собаками, — её голос не выражал ничего, кроме усталости. Она говорила безразлично, ни одна эмоция не проскальзывала между строчек.
— Тебе вообще всё равно? — он нервно усмехнулся, проводив уходящую в комнату Лину взглядом, — это же наша собака, — он сделал акцент на слове "наша", но она всё не проявляла сочувствие к Нестору.
— На него мне всё равно. Нисон, это ты собак ненавидишь, но решил купить её. Так почему мне её должно было жаль? Это не уличная брошенная собака, голодная и холодная, это домашняя псина, мясо для уличных. Псина лицемерная и ненастоящая. Ты думаешь, она такая же, как те? Нет, Нисон, ты ошибаешься. Она не видела ужас, тоску, смерть и одиночество своими глазами. Эта сука лишь прикидывалась собакой… Нисон, это не наша собака. Она только твоя, — Лина наконец повернулась на него. Нисон стоял с широко распахнутыми глазами, его руки подрагивали от злости. Он захлёбывался в своем гневе, и это так отчётливо чувствовала Лина.
— Ты издеваешься? Почему я должен терпеть все твои психи? — Нисона трясло, голос дрожал, его глаза покраснели, а вены на шее вздулись, — В чем ты меня обвиняешь, а?! — слюни летели в разные стороны, он дышал глубоко, — я делаю всё, чтобы ты почувствовала себя наконец-то нормально, но ты только и делаешь, что ноешь и обвиняешь других, ты эгоистична и просто невыносима, — наконец его ярость начала постепенно спадать, по мере того, как он высказывал ей всё, что думает. Лина же стояла, разглядывая пол, пытаясь пропускать мимо ушей все слова мужа, — сколько ещё ты будешь жить на моей шее и ни черта не делать, Лина? Мне надоело приходить и видеть твою грустную рожу, ты сидишь весь день дома, ты даже поговорить со мной не можешь, мать твою, — Нисон не кричал, а скорее гавкал на неё, словно бешеная собака. Его слова, громкие и отрывистые, заставляли её сжиматься, ощущая себя еще меньше, — эту собаку я купил тебе, чтобы поддержать тебя, чтобы ты наконец забыла о ребенке и начала жить для нас, но нет, ты хочешь продолжать думать о мертвом младенце, ты хочешь чувствовать себя такой бедной и несчастной, — он был таким злым, что Лина закрыла глаза. В голове что-то пульсировало, заставляя ее сходить с ума все больше и больше. — и знаешь, что я скажу? Ты заслуживаешь смерти этого несчастного ребенка! Ему было с тобой очень плохо, потому что ты, Лина, никогда не будешь кого-то по-настоящему любить. Давай, продолжай делать вид, что тебя настолько печалит смерть младенца, давай! — не увидев ответа он тихо сказал "сука", адресуя это, конечно, Лине. И только в этом, наверное, он был прав.