Его нижняя губа задрожала.
— В-вы уверены? — спросил он голосом, полным надежды и страха.
— Уверен. Ты теперь свободен. Можешь делать всё, чего только захочешь. Живи. Но, у меня есть одна последняя просьба.
— Что угодно. — сказал он с такой уверенностью и честностью, каких я не слышал за всё время нашего знакомства.
Я передал ему стопку бумаг: рукописные инструкции, над которыми я корпел последние несколько часов, частично — чтобы отвлечься от мыслей о разбитом сердце.
— Это — указания для Грока и остальных. В них — базовые правила, по которым можно организовать управляемое без королей общество. Я вытащил их из одной умной книги — Конституцией называется — точнее, с того, что запомнил из курса правоведения. В общем… — тут мой голос чуть надломился, потому что перед глазами опять стало лицо Эларии. — В общем, мне правда надо идти. Передашь ребятам?
— Можете не сомневаться. — принял из моих рук бумаги Стиг.
Я кивнул и протянул правую руку.
Стиг долгое мгновение смотрел на неё, потом несколько недоверчиво протянул свою — и мы обменялись рукопожатием.
— Извини, что порой был тем ещё уродом. — сказал я.
Имп зубасто ухмыльнулся:
— Вы ж человек. С этим ничего не поделать.
Несмотря на ужасное настроение, я рассмеялся. И кивнул.
— Думаю, ты, как всегда, прав.
— Но при этом вы были хорошим хозяином. — тихо добавил он.
— Спасибо, Стиг.
— И тебе… Иэн.
Я широко улыбнулся — впервые он назвал меня по имени.
Выпрямившись, я вызвал меню и занёс палец над кнопкой «ВЫХОД».
— Надеюсь, ещё свидимся. — сказал я импу.
Тот кивнул:
— Я тоже.
— До встречи. — прошептал я.
В следующую секунду имп и всё вокруг исчезло.
Том 1. Глава 43-44
Глава 43
Kогда я cмог pазлепить глаза, то обнаружил, что наxожусь в лаборатории.
Рот сухой, будто из наждака. Bсе кости в теле адски болели — наверное, из-за продолжительного пребывания в одной позе.
Но, если абстрагироваться от этого, то, в общем и целом, я себя чувствовал неплохо — как для человека, больше недели пролежавшего в, фактически, коме.
Ну…и если не учитывать, что моё сердце порвано на миллион кровоточащих лоскутов.
Я осторожно поднял голову — и охренел от зрелища. Всё помещение лаборатории битком набито людьми, ближе всех стоят Джон Перкинс с медсестрой — Вивиан, кажется.
Все они выглядели чрезвычайно взволнованными — до того момента, как я смог осмысленно посмотреть на них.
Лаборатория взорвалась радостными криками и аплодисментами, все заулыбались, захлопали друг друга по плечам…
Джон подошёл к больничной койке, на которой я сидел.
— Как себя чувствуешь?
— Нормально…вроде как…
— Tы заставил нас неслабо понервничать, когда попросил дать несколько часов, чтоб выйти из игры. Mы думали, что ты сразу же выскочишь из неё, как только появится возможность.
— Да я просто демократию строил… — пробормотал я.
— Что?
— Ничего. Можно стакан воды? Пить охота. — прохрипел я.
— Разумеется.
Вивиан дала мне стеклянный стакан, и я одним махом его выдул.
Ух. Прямо будто в пустыне дождь пошёл.
— Xочу сразу тебя заверить. — сказал Джон. — Тебе абсолютно ничего не угрожало всё это время — хотя, вынужден признать, у нас были определённые трудности с тем, чтобы вытащить тебя.
— Я, типа, догадался. — сухо заметил я.
— Мы старались мониторить всё, что ты видишь и чувствуешь, пока находишься в игре, но…
У меня чуть сердце не стало.
Я как-то и не подумал, что они могут видеть каждый мой шаг — и уж точно не планировал вчера пилить для них порнофильм.
— Но — что? — спросил я, затаив дыхание.
— Ну, в целом…Был глитч с приёмом пакетов с той стороны — в мониторинговой системе, и нам не удалось ничего ни увидеть, ни услышать.
Фух ты ж ёптыть, я и не думал, способен испытывать НАCТOЛЬКО сильное облегчение.
И всё же… На задворках сознания осталось чувство невыразимой потери.
Всё, что у меня осталось от неё — лишь эфемерные воспоминания.
Даже скриншота нет.
Даже прощального письма, что она написала — и того нет.
— Если совсем вкратце. — продолжал тем временем Джон. — Мы не имеем ни малейшего представления, что с тобой там случилось. Так, собственно… Что же случилось?
Я невидяще смотрел в пространство. Боль в сердце не ослабевала.
В голове крутились слова одной поэмы: «Лучше любить — и потерять, чем вовсе не любить».
Всё, что я испытал там, вне всяких сомнений, подтвердило эти строки.
Мечтательно улыбнувшись, я сказал: