Минуха, обнадеженная тем, что ей открылась причина всех бед, бегала молиться в преддверии Храма. В благодарность богу за достойную жизнь и пищу, которые предшествовали несчастью, она в числе многочисленных паломников несколько раз жертвовала Храму семь ивовых корзин. В одной из них лежали колосья пшеницы, возделанные руками Иакова и его детей. В другой – виноградная кисть, самолично срезанная Минухой дрожащими от горя руками. В третьей – гроздь фиников цвета меди и темной охры, в четвертой – винная ягода, золотистый инжир, прославленный своим свойством исцелять почти любую болезнь, в пятой – сосуд с оливковым маслом, в шестой – стойкий к засухе и щедрый к беднякам ячмень, в седьмой – кисло-сладкие, терпкие на вкус зерна граната, добытые Янивом и Эйнатом у добрых соседей.
Она усердно молилась и сочувствовала соплеменникам во время обряда отпущения козла. Когда священнослужители, коэны, следуя обычаю, привязывали к рогам козла половину куска красной шерсти, она с ужасом ждала: побелеет ли вторая половина шерсти, висящая над воротами в Храм, в тот момент, когда жертвенное животное будет сброшено с высокой скалы, или останется пурпурно-красной? Примет ли небо раскаяние своего народа или отвергнет его как нечистое и неискреннее? В экстазе благословляла она бога, простившего грешников и явившего чудо, когда шерсть в преддверии Храма стала белой. В надежде спешила она домой – увидеть исцеленного мужа.
Но ничего не помогло. Иаков ушел в мир иной. Семья и люди, хорошо знавшие Иакова, искренне плакали и причитали по его смерти. Весь положенный срок, по старинной традиции, носили они грубую одежду из козьей шерсти – власяницу, а Минуха, погрузившаяся в траур, уже не единожды разрывала на себе одежды: новые приступы горя открывали ей глубокие бездны отчаяния, не давая опомниться и отдохнуть. Пока Иакова омывали и заворачивали в чистую льняную ткань, она рыдала и громко звала своего мужа, вопрошала у бога: за что он прибрал отца ее детей? Настал день, когда Иакова положили на носилки, чтобы донести до места, которое отныне должно было служить ему и пристанищем от непогоды и зноя, и ложем. Земля приняла тело Иакова, а большие камни стали защитой от шумных птиц, говорливых дождей и непоседливого ветра.
А вскоре и Минуха последовала за ним. Сраженная горем, она бросилась с высокого уступа на белые каменные глыбы, обвиняя себя в том, что вовремя не сумела предотвратить беду, что, ослепленная видимым благополучием, она, грешная, проглядела болезнь мужа. И новая печаль облачила в траурные одеяния детей Иакова.
Вскоре Янив женился, так как за хозяйством нужно было следить. Жизнь продолжалась, все так же вставало на востоке солнце, все так же осень и зиму сменяли весна и лето. Рос белокаменный Иерусалим, плодоносила земля и река Иордан, словно серебряная нить, нанизывала на себя пустынные и живородящие земли, холмы и низины, собирая на берегах своих шатры рыбаков и пастухов. И в одном из них юноша Эвимелех еще только начинал догадываться, что происходит с ним, какое странное – вызывающее и боль, и восторг – чувство поселилось в душе. Это чувство заставляло его вспоминать некоторые истории Ницана о героях, жертвовавших своей жизнью и достатком ради женщины, мечтать о возможных подвигах во благо девушки, чей образ поселился в сердце. Вот она уронила кувшин в воду, а он, невзирая на глубину и бурный ход источника, достал ей сосуд. И теперь она благодарит его сладким поцелуем и украшает его голову благоухающим венком. Или она подвернула ножку, спускаясь с каменистого холма, рассыпала виноград, и теперь он ласковым прикосновением исцеляет неожиданный недуг и помогает ей собрать сочные плоды. Они встречаются взглядами и тонут, тонут друг в друге, а невидимый теплый свет соединяет их тела и души. Вот страшная болезнь напала на жителей Иерусалима, и Эвимелех спасает себя и возлюбленную, много дней без воды и пищи несет ее на руках и в конце пути падает от слабости и голода, и они вместе уносятся на небеса…
Глава 8. Встреча с Суламифь
Умывшись, Эвимелех достал свою дудочку и принялся наигрывать на ней, усилием воли приводя свои мысли в порядок. Поначалу ему не игралось. Как лоскутное покрывало, возникали перед ним отрывочные воспоминая из далекого и недавнего прошлого. На ум пришли жестокие, на первый взгляд правдивые слова Соломона о возможной доле его, Эвимелеха, и Суламифь. О скоротечности любви и о старости. И Эвимелех снова невольно усомнился в мудрости слов Соломона. А как же Иаков и Минуха? Ведь видел же Эвимелех, что любовь его названых родителей была шире представлений о любви, как о науке обольщать и испытывать вожделение. Лишившись свежести и молодости, они открыли для себя иные пороги, иные пути: искренняя забота о детях и друг о друге связывали их отныне еще крепче, нежели любовный жар. Хотя нежность и тепло в их прикосновениях и объятиях также сохранялись до самого последнего дня. Значит, они продолжали видеть друг в друге тех, прежних Иакова и Минуху, какими они были в недолгое праздничное утро своей жизни. Значит, ни разрушение тела, ни опыт бед и лишений – ничто не могло отнять у них главного, взаимной любви. Поэтому и не смогла Минуха пережить своего мужа: она умерла тогда, когда состоялся его последний вздох, в последний раз дрогнуло его сердце. Вместе с Иаковом ушла и юность Минухи, и ее любовь. И настолько сильна была связь этих двух людей, что привязанность к детям не удержала женщину, и она ушла в мир иной, верно последовав вслед за мужем.