– Совет не по адресу, – ответил я. – Грохните, сделайте одолжение.
Шутить я не собирался, но все одобрительно засмеялись, а Черепах заметил:
– Наш человек.
Я посмотрел на Громова – и встретился с ним глазами. Оказывается, он и слушал, и наблюдал. За мной. Внимательно.
– Работаем, – коротко сказал он. – Случай нетривиальный, но работаем. Спасаем общество от лишних жертв. Вы ведь в людях хорошо разбираетесь?
Я кивнул.
– Как по-вашему, правду говорит Оксаночка или интересничает?
– Правду. Буду с ней предельно вежлив. На самом деле я хочу прожить свои три месяца до конца.
Все опять засмеялись. А Гюрза перестала пиявить меня глазами.
– Ну а что скажете про Альбину? – Громов сделал легкий поклон в сторону Стрекозы. – Это еще более трудный случай.
Я повернулся к немолодой тетке. Попытался сосредоточиться. Мешали два моих отражения в зеркальных стеклах.
– Даю подсказку. Альбина – владелица кафе.
– Тоже онкология… – протянул я, рассматривая иссохшее лицо. Когда-то, еще недавно, голова у меня работала что твой процессор. Кафе? При чем здесь кафе?
– Ах, какая проницательность, – прошипела Стрекоза. Бескровные губы задергались – того гляди плюнет в физиономию. – Прямо Шерлок Холмс.
– Синдром обиды. – Громов вздохнул. – В тяжелой форме. Ненависть ко всем окружающим. На первом занятии Альбина призналась, что все время думает об одном и том же. Не насыпать ли напоследок яду в кофейную машину. На кого бог пошлет.
– И насыплю, – сказала Стрекоза. – Вы меня пока не отговорили.
Он погладил ее по плечу.
– Время есть. Отговорю.
– Видеть их всех не могу! Будто я закупорена в бутылке, за стеклом. А они радуются, руками размахивают. Они все там, а я здесь.
Это-то мне было хорошо понятно. Если б я работал в каком-нибудь веселом месте вроде кафе, может быть, тоже всех бы возненавидел. Хотя вряд ли. Какое мне до них дело?
– Что скажете про нашего Игоря?
Громов показал на Баранчика, по-прежнему не сводя с меня глаз.
Ну здесь-то я был более или менее уверен. Даже позволил себе съязвить. На правах такого же приговоренного, как эти две стервы.
– Очарованный смертью. Влюбился в обреченную красавицу. Всюду за ней таскается. На тот свет, вероятно, тоже потащится.
Гюрза снова сверкнула на меня глазами. Я ухмыльнулся. Подмигнул. Хочешь укусить? Валяй. Видал я в своей жизни рептилий и поопасней.
Баранчик захлопал светлыми ресничками. Оп-ля! У него и слезы выступили.
– Опять мимо. Я не мог ошибиться насчет вашей проницательности, я в таких вещах не ошибаюсь. Значит, ваш интеллектуальный ресурс дезорганизовался вследствие потрясения… – Громов достал крошечную книжечку. Что-то в ней пометил. – Игорь ближе всех к смерти. Патологическая склонность к спонтанной тромбоэмболии. Развилась в результате неудачной операции. Тромб может оторваться в любую секунду. Это экстремально стрессовое состояние.
Теперь я понял, почему Гюрза толкнула Баранчика в бок, когда сказала об оторвавшемся тромбе.
– Поэтому эмоциональную близость с Оксаной надо только приветствовать, – продолжил Громов. – Они познакомились уже здесь. И полюбили друг друга.
– Встретились два одиночества, – подмигнул мне Черепах. – Романтично. Но недолговечно.
Сам не знаю, отчего я так разозлился на «дезорганизацию своего интеллектуального ресурса». Диагноз был точный, и рявкнул я не на Громова, а на Черепаха, в котором было что-то отталкивающее:
– Ну а с вами что? Вы давно сюда ходите?
Он улыбнулся:
– Дольше всех. Больше года.
– Что же это за болезнь такая, неторопливая?
– Сердечко. – Он комично скривил губы. – Три инфаркта, два шунта. Могу помереть в одночасье, а могу покоптить небо еще лет этак несколько.
– Я не хотел принимать Сергея Ивановича, – сказал Громов. – Это нетипичный для моих курсов случай. Но Сергей Иванович так упрашивал…
– И столько плачу за право присутствовать на этих беседах, – перебил Черепах. – Только здесь, в этом подвале, я ощущаю себя полноценно живущим. Там… – Он показал вверх и в сторону. – …Там я доходяга, инвалид, по которому могила плачет. А здесь на общем фоне я здоровяк и долгожитель. Сколько за этот год интересных людей повидал. И пережил. Вас, бог даст, всех тоже переживу… Ой, как они на меня смотрят!