Это она мне? Больше во дворе никого не было.
Я подошел.
Опустилось стекло.
— Не угостите сигаретой? — спросил хрипловатый голос, который я сразу узнал.
Это была она, красавица-брюнетка, заходившая к Громову попрощаться и так странно на меня посмотревшая. Или показалось?
— У меня крепкие.
— Я люблю крепкие.
Я поднес ей зажигалку. Обычно, когда даешь прикуривать, люди смотрят на кончик сигареты. Но женщина смотрела на меня, сосредоточенно. В матовых глазах вспыхнули два огонька.
— Так и есть, — тихо сказала она.
— Вы о чем?
— Садитесь. Покурим и поговорим.
Значит, не показалось. Что-то ей нужно.
Раньше меня не пришлось бы долго уговаривать сесть в машину к такой красотке. А сейчас заколебался. Ей что-то от меня нужно, а мне от нее — ничего. Так не отказаться ли, вежливо?
Но сел, конечно. В какой-то книжке я читал, что любопытство — один из самых живучих человеческих инстинктов. Сильнее только голод. И страх.
Она щелкнула кнопкой на потолке. В салоне зажегся свет.
— Зачем? — спросил я. — В темноте курить лучше.
— Хочу вас получше рассмотреть. В подвале толком не успела…
Она действительно уставилась на меня. Особенно ее заинтересовали шрамы. Их у меня два: от угла левого глаза вниз и на правой скуле. Следы осколков.
Я знал, что шрамы меня не уродуют, а только придают эффектности. Телки на них всегда залипают. То есть залипали. Теперь мне это стало по барабану.
Никакого женского интереса в цепком взгляде брюнетки не чувствовалось. Интенсивная, даже какая-то воспаленная заинтересованность — несомненно. Но не африканская страсть, это точно.
Что ж, поиграем в гляделки. Я тоже принялся ее рассматривать.
Необычное лицо. Я таких, пожалуй, не встречал. Только что оно казалось красивым — но женщина слегка повернулась, тени легли по-другому, и вся красота пропала. Медуза Горгона, и только. Я даже слегка отодвинулся. Но она приподняла подбородок — и я опять залюбовался.
— Я смотрю, мы оба не сторонники церемоний, — сказал я. — И место, в котором мы встретились, не располагает к светскому ля-ля. Поэтому спрошу напрямую. Вы ведь из нашей братии?
Если нет, то спросит: «какой такой братии»? Но она не спросила.
— Ясно. Вы пришли к Громову прощаться, потому что… Потому что он вам помог?
Опять ни «да», ни «нет», только все тот же жадно изучающий взгляд.
— Он вам действительно помог?
— А?
Я понял, что она меня не слышала.
— Что с вами? — спросил я сердито. — Чем вы больны?
— Ничем. — Она прищурилась, будто решая или прикидывая что-то. — Я совершенно здорова.
Растерявшись, я пробормотал:
— Что ж вы делали у Громова?
Она отвернулась, включила фары.
— Потом объясню. Когда мы лучше узнаем друг друга.
— А за каким хреном мне узнавать вас лучше? — Я почувствовал, что закипаю. В последнее время я стал очень легко заводиться, с пол-оборота. — Покурили, поболтали — и арриведерчи. Я сюда пришел не для того, чтобы с вами болтать. Мне нужно возвращаться к Громову.
Я взялся за ручку, даже приоткрыл дверцу. Но не вышел. Потому что напоследок посмотрел на женщину, а она на меня. Что-то неуловимое опять изменилось в ее облике. Она показалась мне ослепительно прекрасной. Главное, я никак не мог понять выражения ее глаз. Что в них читалось — мольба или насмешка? Если мольба, то отчаянная. Если насмешка, то очень уж злая.
— Громов от вас никуда не денется. А я денусь. Сейчас уеду — и вы меня больше никогда не увидите.
— Может, оно и к лучшему? — пробурчал я, сопротивляясь притяжению этого взгляда.
— Может быть. Это вам решать… — Она опустила голову. Сияние будто погасло. — Если я в вас ошиблась, то безусловно к лучшему.
И опять я не разобрал, что прозвучало в ее голосе — презрение или отчаяние?
Сейчас пошлю ее к черту, а потом буду ломать голову: кто она и что это значило? Вроде бы в моем положении должно быть на всё наплевать, но жизни осталось так мало. Может быть, это последняя загадка, которую жизнь мне загадывает.
Я захлопнул дверцу. Протянул руку.
— Николай.
Она шумно вздохнула.
— Слава богу. Не ошиблась. Лана.
Ладонь у нее была узкая, холодная и неожиданно сильная.
— Ты на машине? — спросила она. — Можем сесть к тебе, если хочешь.
— У меня нет машины. Давай к делу. — Я тоже перешел на «ты». — Тебе чего от меня надо?
Ответа я не получил.
— Поехали отсюда, а? У меня от этого места мурашки по коже. — Она поежилась. — Ты далеко живешь?