– Может, я и являюсь твоим господином на всю жизнь, но ведь не таким, как другие.
С Гульбехар – она была названа так после того, как ее привезли из селения в горах Черкесии, – Сулейман не чувствовал одиночества. Ее гибкое тело двигалось легко, как дуновение ветра. Сын унаследовал от нее белокурые волосы.
Ее привлекательность тешила его изощренный вкус. Однако Сулеймана не радовал переезд Гульбехар в Константинополь, где она должна будет появляться среди других женщин, каждая из которых имела определенное функциональное привилегированное положение – тем или иным способом служила государству.
Освободившись от необходимости продолжать ритуальные действия, грациозная женщина пристроилась рядом с ним на кушетке и показала молодому султану приготовленный ею подарок – парчовую сумочку, перетянутую шнурком.
– Открой ее, – попросила она после того, как он похвалил ее работу.
К удивлению Сулеймана, в сумочке лежали свитки с его стихами, написанными на персидском языке, который он не любил. Молодой султан знал, что его стихи неважные, и только от Гульбехар можно было ожидать, что она бережно их сохранит и даже изготовит для них нелепую сумочку. Ведь она не знала языка, на котором они были написаны.
– Знаешь ли ты, что это такое? – спросил ее Сулейман. – О чем эти стихи?
– Сказать? – Когда она беспокойно шевельнулась, от ее чистого тела и волос по комнате распространился запах сушеного жасмина. «Жасмин, – подумал он, – это не роза». – Стихи написаны твоей рукой, и они столь же прекрасны, как… как… – Да, Гульбехар не имела никакого представления о таком мистике, как Маулави и даже Газали. – Как у старого Касима, – закончила она свою мысль с надеждой, что нашла правильный ответ.
Сулейман прикоснулся к ее волосам и указал на подпись под стихами:
– Здесь написано, что они сочинены тем, кто ищет друга. Ничего другого.
Лобик женщины опять сморщился над черными, как смоль, бровями.
– Разве я не друг?
– Больше чем друг, – улыбнулся он, не желая убеждать ее в том, что она была одновременно больше и меньше, чем друг.
Сулеймана забавляло, что для общения с сыном-младенцем или Гульбехар ему приходится подчиняться заведенному в гареме распорядку. Молчаливые африканские рабы охраняли спальню гарема, а все женщины отсылались в его дальние углы, чтобы не подслушивали. После того как он расстался с черкешенкой, предполагалось, что на исходе дня снова пройдет в спальню. Тогда мальчуганы-слуги, разбуженные светом ночной лампы, быстро оттуда удалялись.
Затем мальчик принесет ему нижнее белье и большую простыню для бани. Сулейман покорно направится в баню, чтобы его побрили, попарили и помыли. Вслед за этим самостоятельно насухо вытрется и остынет от бани.
Без совершения этого ритуала он никогда не встречался с Гульбехар. Когда она выбиралась из гарема помолиться в сопровождении пожилых женщин и в закрытой повозке, ее лицо закрывала чадра. Она была не способна проникнуть в мысли своего повелителя. Шариатские судьи уверяли Сулеймана, что у женщин нет души и что, подобно животным, они прекращают существование, как только жизнь покидает их тело.
Правда, с этим не соглашался мудрый Касим. Наставник говорил Сулейману, что некоторые животные попадают в рай за хорошую службу мужчинам – например, Валаамская ослица и кит, который вынес Ноя на берег. Разве не могут и некоторые женщины добиться таких же привилегий, как животные, и получить вечную жизнь? Хотя и тот проницательный иноземец считал, что женщины предназначены только для услужения, как лошади. Находил, что в большинстве своем они красивы, непосредственны, соблазнительны и очень порядочны, потому что им почти не приходится покидать гарема, а если и приходится, то выходят они из него в парандже. От него Сулейман усвоил, что свою естественную красоту женщины поддерживают, подкрашивая брови и веки черной тушью, намазывая ногти красновато-коричневой краской, которая называется «аль-банна». И еще что они большие чистюли, так как дважды в неделю ходят купаться под присмотром, их тела совершенно лишены волос… А на улице они закрывают свои руки рукавами халата, так как полагают, что, если даже одна рука будет видна постороннему, то их сочтут за женщин легкого поведения.
Впрочем, Сулейман довольно редко пересекал охраняемый коридор. Как султан, он должен был жить в шатре боевого лагеря, а дворец, сложенный кое-как из отработанного строительного материала, предназначался лишь для кратковременного отдыха. Этого требовали древние обычаи. Они же защищали женщин и старшее поколение Дома Османов, регулировали жизнь дворца, в котором абсолютно все, вплоть до мельчайших услуг и кухни, находилось под властью матери султана – валиды.