Красавчик. Что еще могу сказать.
– Совести у тебя нет! И сердца тоже! Вадичка всю ночь где-то ходил, мерз, пока ты спала в теплой постели. А все почему? Чтобы меня, мать, не волновать и не будить потемну.
Да чтоб тебя!
Сейчас разрыдаюсь от умиления.
– А пил он исключительно, чтобы согреться, – шиплю под нос, собирая услышанные факты воедино.
Хватит. Достала с глупыми обвинениями.
Решительно отодвигаю чашку подальше, делаю вздох поглубже и резко, чтобы меня услышали с первой попытки, чеканю:
– Ваш сын в субботу вместе с другом напился до поросячьего визга и вел себя агрессивно. Из-за этого мне пришлось сидеть весь вечер в ванной. Да, я попросила его уйти, и он это сделал. Но! ТРЕЗВЫМ. В воскресенье. В обед.
Минута тишины после того, как заканчиваю, вселяет надежду, что меня услышали и сейчас пытаются осознать все вранье любимого чада.
Однако…
– Ты мне никогда не нравилась! Высокомерная, вздорная хабалка с раздутым самомнением! – летят обвинения.
Да такие смачные, что я сижу и глупо улыбаюсь, узнавая о себе много нового.
– Тоже мне, кукла фарфоровая выискалась! Ни рожи, ни кожи, а строишь из себя прЫнцессу Несмеяну. Не пойми кто!
– Да нормальная я, – вставляю свои пять копеек, стараясь не рассмеяться в голос.
Вот же напросилась на сомнительные комплименты.
– Да какая ты нормальная? – взвизгивает Алла Борисовна и следующей фразой бьет явно прицельно. – От нормальных баб мужики не бегут.
***
А вечером звонит мамочка и добавляет веселья.
– Ну что там у тебя, Марусь? Очередной ухажер сбежал? – хмыкает она, нисколько не расстроенно.
– Уже доложила?
Сразу догадываюсь, откуда у сплетни ноги растут.
– А-то как же! Еще в обед позвонила, в самый переучет. Решила мне претензии выкатить по поводу неправильного воспитания дочери.
– Правда что ли? И как? Тебе очень стыдно за меня было? – задаю наводящие вопросы, хотя, зная мою родительницу, тут еще неизвестно, кого после беседы нужно жалеть и отпаивать валерьянкой.
Это моя мамочка с виду вся такая спокойная, гламурная и интеллигентная, но должность заведующей гипермаркета все же ее характер подкорректировала. На Галине Анатольевне где сядешь, там и слезешь.
Только об этом многие догадываются уже постфактум. К их сожалению.
– Шутишь? Стыдно… мне… за умницу-красавицу? Да не дождется! За собой бы лучше следила, воспитательница недоученная. И за своим трутнем великовозрастным. А то только и знает, что собственного мужика затюкивать, да тебя поучать.
– Чувствую, мамуль, ты ей всё это и высказала… – закатываю глаза, даже не пытаясь убрать с лица счастливую улыбку.
А что? Покажите мне того, кому неприятно будет, если за него родители горой встанут и в порошок всех обидчиков сотрут?
Я на это чудо погляжу. И пальцем потыкаю.
Вдруг мираж.
– О, поверь, не только это, но и много другое, – усмехается полностью довольная собою мама. И тут же оправдывается. – Нет, ну а чего она под горячую руку полезла? У меня и так настроение было «швах», потому что баланс не сходился, а тут еще она со своими песнями о главном.
– Ясно. Значит, ты ей показала, где раки зимуют, – подвожу итог.
Обвожу любимую квартирку внимательным взглядом и понимаю, что мне в ней совершенно комфортно и одной. По крайней мере желания возвращать Вадима не возникает даже спустя два дня.
– Скорее, задала вектор направления для ее Вадички. Тьфу! Прости господи, надо же было так нормальное имя мужику исковеркать. Кошмар! Потому такое говно и выросло, – делает вывод Галина Анатольевна на основе собственных умозаключений и услышанной от не-свекрови информации.
Не привыкла я родителям жаловаться. Ни к чему. Иначе моя мама, узнав всю правду, и в рукопашную пойдет. С нее станется.
– Ты, надеюсь, все вещи этого болезного собрала, чтобы даже не думал возвращаться? Нам такой зять нафиг не сдался, Марусь. Я этой Алле так и сказала. А то заладила: гражданский муж, гражданский брак. Какой, к черту, гражданский муж и гражданский брак, если он обычный сожитель? Да приживатель, – перескакивает родительница на любимую тему.
И я решаю, что хорошего должно быть в меру.
– Мамочка, всё собрала, не волнуйся. Все трусы и носки до единого. Даже те, что без пары остались, – шучу, чтобы разрядить обстановку. – Давай, я побегу на кухню. Хочу сегодня еще успеть шарлотку приготовить. Специально яблок купила.
Придумываю отмазку на ходу, потому что иначе разговор будет длиться еще час как минимум. А вот готовка на маму влияет положительно. Если дочка ест, значит, всё в порядке.
Хотя про яблоки – чистая правда. Купила.
– О, хорошая идея, Марусь. Пожалуй, я тоже на выходных что-нибудь испеку. Ты же приедешь к нам с папой? В субботу, например.
– Давай лучше в воскресенье к обеду, – быстренько меняю день. – Хочу в субботу поваляться и полениться.
– Договорились, – соглашается мамуля и «отпускает» меня, разрывая связь.
Глава 8
Среда проходит спокойно и беззаботно. С текущими делами на работе справляюсь быстро, домой ухожу вовремя и в отличном настроении.
А вечером действительно пеку шарлотку, потому что вдруг хочется чем-то себя побаловать. После выставляю на журнальный столик еще теплые кусочки пирога и большую пузатую чашку чая, заваливаюсь на любимый диванчик и включаю турецкий сериал, который давно планировала посмотреть, но всё время то руки не доходили, то телевизор был «занят» Вадимом.
И кайфую.
Боже ж ты мой, как я кайфую, исполняя простые желания себя-любимой.
А четверг преподносит очередной сюрприз.
– Маша, зайди ко мне, – произносит Соколов, как только поднимаю трубку внутреннего стационарного телефонного аппарата.
– Буду через минуту, – рапортую, уже взглядом отыскивая ежедневник.
Кажется, у Саныча созрела очередная «гениальная идея оживить массы», и он хочет поделиться и посоветоваться, – предполагаю причину вызова.
Но ошибаюсь.
– Мария Дмитриевна, знакомься. Это наш потенциальный будущий арендатор того самого помещения в Северном микрорайоне, договор по которому ты в понедельник готовила, Сулейман Тахирович.
– Просто Сулейман, – поправляет Султанов шефа, серьезно взирая на меня из-под темных бровей.
Тяжелый, почти немигающий взгляд медленно скользит по телу. Сверху вниз и обратно. Отмечает все без исключения детали: заалевшие щеки, глубокий вздох, побелевшие пальцы, с силой сжимающие ежедневник, которым я прикрыла грудь в неосознанном защитном жесте, сбившееся дыхание. И не стесняется демонстрировать, что увиденное его радует. Призрачная улыбка едва-едва касается краешков губ.
Да чтоб тебя, Султанов!
Какого ты опять нарисовался?
Сжимаю зубы, потому что вредные мурашки против воли уже маршируют не только вдоль позвоночника, но и там, где меня касается темно-карий с хитрыми искорками взор. Как же меня бесит, что я на него реагирую.
Не хочу. Вот не хочу и всё тут.
И не могу. Как лань чувствует присутствие хищника поблизости и замирает, так и я ничего не могу поделать с собственной настороженностью и нервным состоянием, находясь рядом с этим человеком.
Не приближаясь и не выдавая ни одним движением агрессии, которые я могла бы истолковать как опасность, он все равно меня пугает своей силой, мощью и интересом, явным интересом, который не пытается прикрыть.
– Мы знакомы, – произношу хрипловато, обращаясь к Соколову.
Не собираюсь играть в игру «Давай притворимся, что ничего не было…».
– О, так это же прекрасно! – расплывается в довольной улыбке Саныч, явно истолковывая мои слова на собственный лад. – Тогда вам вместе будет даже проще сработаться.
Чего?
ЧЕГО? Работать? Вместе? С НИМ?
Забыв, что за мной пристально наблюдают, отступаю на шаг. Чем мгновенно показываю будущему потенциальному арендатору свое отношение к «гениальной идее руководства» и к нему самому.