– Ну спасибо, – ответил я слабым голосом. – Наша фишка в том, что никто не узнает, верно?.. Только небольшой скачок энергии. Подумаешь, пол-Москвы без света на пару часов!
Саруман сказал нервно:
– Не каркай. Самое веселое начнется, когда директор появится. Начнет копать, следы приведут к нам, вот тогда и шоу с разоблачением вредителей страны незамутненного счастья!
– Без паники, – проговорил я слабо. – Наш брат во все века опыты ставил на себе. Гуманисты, мышей жалели.
Глава 4
Изображение не вспыхнуло, как в том прошлом мире существ из костей и мяса, а начало наливаться светом медленно и величаво, словно неспешный рассвет над краем горизонта.
Я терпеливо ждал, свет разошелся по всему экрану, но пока только именно свет, слабый и с мутными разводами, словно смотрю через грязную тряпку.
Прошло достаточно много времени, я уже начал тревожиться, но изображение становилось все четче, я наконец начал различать столы и аппаратуру машинного зала «Алкомы». Ага, вот человек сидит ко мне спиной, смотрит в экран, не двигается, рядом еще один, рядом с лысым лохматый, как Робинзон Крузо…
Что это со мной, снова в какой-то момент потерял ускоренность, надо вернуться, иначе не получится, сосредоточился, начал постепенно ускорять движение, то есть замедлять свои процессы, вот фигуры чуть сдвинулись, лысый начал поворачивать к лохматому голову.
Сосредоточившись, я вытютюливал точную калибровку, синхронизируя свою сумасшедшую скорость с их, чтобы один в один, не на миг быстрее.
Дело не в том, что голос мой будет слишком писклявым, а движения суетливыми, а некое чувство, что не стоит даже им, двум ближайшим коллегам, выказывать, что могу мыслить в миллионы раз быстрее. Не знаю еще почему, но чувствую, что пока сообщать не стоит.
Саруман утопает в кресле, солидный и медленный, с первого взгляда на него видишь доктора наук, члена десятка комитетов и трех десятков местных и международных премий, у него как будто на лбу написано, что за плечами сотни публикаций в научных журналах.
По экрану бегает курсор, открывает и закрывает документы, перетаскивает, соединяет, «Алкома» трудится во всю мощь, явно загрузил чем-то громоздким, наверняка пытается понять, перезаписало в память «Алкомы» весь мой мозг или только краешек.
Фальстаф все тот же активный жрун, рядом с клавиатурой в открытой коробке пицца из соседнего магазина, с другой стороны большая чашка для компота, из нее пьет чернющий кофе.
Отсюда, с экрана, кажется еще толще, чем Анна Каренина, наш самый оптимистичный оптимист, по его словам, до бессмертия доживут только оптимисты, остальных задавят стрессы, что растут быстрее инфляции.
Я подумал смятенно, что это для меня прошли не то недели, не то месяцы, а они только-только отправили меня в неизведанное, для них миновали секунды! И пицца та, и чашка из-под кофе еще не остыла…
Всегда живой и хохочущий, как пан Заглоба или Фальстаф, чье имя взял для аватарки, сейчас суров и мрачен, с тяжелым кряхтением начал вылезать из кресла, упираясь в подлокотники, а потом обеими ладонями о край стола.
Третье кресло… в нем сижу я. Или сидел? Голова все еще облеплена датчиками, Фальстаф шагнул ближе и начал отсоединять, освобождая лысый череп, испещренный старческими пятнами.
Саруман не отрывает взгляд от экрана, а Фальстаф чуть повернул голову трупа в кресле. Я увидел дряхлого старика, бледного и с обвисшей кожей, голова бессильно склонилась влево, из полураскрытого рта вытекает слюна… нет, уже не вытекает, застыла.
Я ощутил озноб в несуществующем теле, хотя я не был красавцем ни в молодости, ни в свои восемьдесят девять, но сейчас в кресле вообще зомби какой-то, да еще совсем дохлый.
– Успели? – спросил Саруман, не поворачиваясь, голос прозвучал непривычно тонко, словно дискант в церковном хоре.
– Надеюсь, – ответил Фальстаф таким же мышиным писком, я напомнил себе, что нужно откалибровать мое восприятие, – хотя не уверен. В последние полчаса были какие-то скачки, вот смотри на графике.
– Вижу, – ответил Саруман неохотно. – Господи, сколько же всего…
– Ладно, – сказал Фальстаф. – Если не получилось, попробуем на мне. Я все равно хотел увольняться. Все обрыдло, я должен был выйти на пенсию еще в советское время!
Саруман повернул голову от экрана с бегущими данными.
– Ты чего? И не думай. Технологию еще год дорабатывать. Ну, пусть полгода. Ты же здоров как дуб, подождешь.
– Это я с виду, – ответил Фальстаф невесело, – А если у могучего дуба дупло от корней и до верха?.. Ладно, все равно не остановимся.