После этого нового поражения марианистов все остатки этих армий собрались в Испании под началом Сертория, который сопротивлялся, пока его собственные сторонники не убили его в 72 году. Но знаменательно то, что все основные антисулланские темы были уже поставлены. И последовавшие затем годы предоставили возможность их развить, в частности, Цезарю, представлявшемуся как наследник марианистских традиций, хотя он и избежал скомпрометировать себя с Лепидом. Нужно также сказать, что сенатские круги, не проявлявшиеся ни как «марианистские», ни как «сулланские» — Цицерон тому прекрасный пример — довольно критично были настроены по отношению к диктатору, даже если они и содействовали обеспечению поддержки части его дела: они особенно упрекали его в чрезмерном характере власти, которую они сами проголосовали для него, и говорили также, что с трудом признали то, чтобы конфискованное у римских граждан имущество могло быть продано как добыча, взятая у варварских народностей. Однако отмечают, что для этих кругов Сулла не был жестокой личностью, и когда Цицерон вспоминает этот период гражданской войны, противники характеризуют его следующим образом: «Луций Цинна был жесток; Гай Марий беспощаден в своей злобе, Луций Сулла вспыльчив». И вообще скорее горы трупов и лужи крови 87 года, чем последовавшие за проскрипцией казни, вспоминаются, когда нужно воскресить в памяти ужасы гражданской войны. Наконец, нельзя не видеть, что Сулла довольно быстро предан некоторыми из его сторонников, к примеру, Помпеем, частично разрушившим конституциональное произведение диктатора, способствуя передаче трибунам плебса совокупности полномочий, которые у них были отняты в 81 году. Но Помпей не был единственным: большая часть знати посчитала, что нужно отстраниться от Суллы, и эту тенденцию хорошо демонстрирует анекдот о сторонниках, требующих от него прекращения резни.
Однако всех этих фактов недостаточно, чтобы с только их помощью объяснить чрезвычайное очернение, которое претерпел портрет Суллы: все эти люди знали его доподлинно, они слушали его в Форуме или сенате, и, следовательно, деформация не могла идти от них. Просто в этом поколении еще могли представлять Суллу очень контрастно, в зависимости от того, одобряли его или нет, и в зависимости от того, как рассматривали природу его власти (которую некоторые считали необходимым и благотворным окончанием институционной эволюции, в то время как другие видели в ней государственный переворот — но не постоянный), или его концепцию отношений со средиземноморским миром (отмеченную манией величия или отпечатком значения величия Рима), или еще его способ уничтожения своих противников (который представляли как справедливую месть или беспримерное старческое преследование). В общем, как это и должно было быть, портрет Суллы не был еще зафиксирован в его доминирующих чертах через тридцать лет после смерти. Только последующие события оттенили некоторые черты и зафиксировали портрет Суллы, который передала нам наша культура. Этими событиями являются победа Цезаря в гражданской войне против Помпея и возобновление проскрипции Триумвиратом.
Когда в 49 году разразился конфликт, Цезарь уже долго развивал пропаганду, настаивая на «сулланизме» своих противников. Он вовсе не лишал себя права сказать, «что он следует путем мести за Гнея Карбона, Марка Брута и всех тех, против кого осуществилась жестокость Суллы, который имел Помпея своим помощником». И, конечно, с победой Цезаря соотносится бескомпромиссное осуждение «сулланского режима» и потеря круга воспринимающих у всех благосклонно к нему настроенных (и действительно, практически не сохранившихся) историков. Довольно примечательно, что в это же время на Суллу переносили изначальную ответственность за конституционные потрясения, произведенные Цезарем, и таким образом находим у историков-греков в эпоху империи утверждение, что Сулла заставил бы доверить себе пожизненную диктатуру, что он соединил бы ее с консулатом, упразднил бы все выборы, чтобы назначить себя самого на все магистратуры. Эта ложь привела к вопросу, почему в этих условиях Сулла отказался от диктатуры, и вызвала создание некоторого числа бравурных произведений о непостоянстве человека, чей дух: