Со своей стороны, Югурта, которому дали знать о возможной мирной конференции с римлянами, объявил своему тестю, что тот волен создавать видимость переговоров обо всем, что он хочет, но важно, чтобы эта комедия послужила причиной поимки Суллы лично. По тому, что известно (благодаря Саллюстию), Бокх еще долго колебался, раздумывая, чью сторону принять. Накануне дня, назначенного для генеральной встречи, он еще не знал, какой шаг предпримет. И уже ночью послал за Суллой, дабы объявить, что он сдаст ему Югу рту, и разработать план западни. Он расставил вооруженных людей вокруг маленькой возвышенности, на которую прибыл раньше Югурты. Последний, сопровождаемый небольшим эскортом, в свою очередь достиг этой высоты, но по сигналу, данному Бокхом, эскорт уничтожили солдаты, находившиеся в засаде. Югурта был схвачен и сдан Сулле.
С пленением царя Нумидии закончилась Африканская война: почести за эту победу достанутся Марию. Но политические распри, которыми было отмечено назначение различных руководителей этой африканской экспедиции, тем не менее не стихли, вовсе нет. В Риме многие полагали, что Марий только и делает, что присваивает урожай, собранный другими. На волне скандалов, разразившихся в связи с коррупцией, использовавшейся Югуртой, Марий заставил доверить командование ему. Он представлялся как «новый человек», обладающий компетенцией и честностью и обещающий римлянам привести их к победе теперь, когда они освободились от «жадности, невежества и спеси» (представителей знати). Но ситуация в Африке по его прибытии складывалась неплохо, и он был слишком хорошо осведомлен, чтобы этого не знать: консул 109 года Квинт Цецилий Метелл, у которого он был легатом, взял ситуацию в свои руки, реорганизовав армию, заняв основные стратегические пункты, принуждая Югурту укрыться на границах с пустыней. Новый факт, перед которым оказался Марий, был союз, который нумидиец заключил с Бокхом. Но в Риме, в сенатских кругах, считали, что дело уже практически урегулировано: сенат дал согласие Квинту Цецилию Метеллу отпраздновать триумф; по этому случаю последний взял второе прозвище — Numidicus (Нумидийский), которое, в соответствии с традицией, ставшей обычной во II веке до н. э. и систематической в его роду, ясно демонстрировало, что он берет на себя честь в одерживании решающих побед.
Римская знать, не приветствовавшая демагогической кампании Мария, не простившая ему командования Африканской армией, которое принадлежало Метеллу, заявляла, что настоящим победителем Югурты был не Марий — хороший, но несколько ограниченный солдат, а Сулла — тот, кто смог раскрыть до конца интриги варваров и кто, чтобы преуспеть в этом, не колеблясь, отправился во вражеский стан с риском быть убитым; тот, чьи компетенция и смелость командующего конницей обеспечили победы римских армий; наконец, тот, кто хорошо понимал, что мир никогда не был бы обеспечен, если бы не мешали нумидийскому принцу поднимать туземные народы, и кто, таким образом, предоставил средства схватить его. Конечно, сам Сулла сумел извлечь пользу из этой полемики: он приказал выгравировать печатку на перстне, которая представляла Бокха, сдающим Югурту. Монета, выпущенная в 56 году его сыном Фавстом, воспроизводит эту сцену (рис. 4): на обратной стороне (несколько на заднем плане) — Сулла в одежде магистрата, сидящий в профиль (влево) на эстраде. С одной и другой стороны немного ниже (на переднем плане) две коленопреклоненные личности. Слева протягивает Сулле оливковую ветвь царь Бокх, справа, напротив Бокха, с руками, связанными за спиной, — Югурта.
Сулла не упускал случая использовать этот личный знак, отстаивая, таким образом, не только частицу своей славы, но также свою, в некотором роде, политическую принадлежность, что делало из него приверженца очень могущественных Цецилиев Метеллов.