Если Катул и Марий и соединились в триумфе, в глазах Истории именно последний является победителем кимвров и тевтонов, несмотря на протесты Катула, который написал книгу о своем консулате, чтобы отстоять часть славы, а также на попытки, предпринятые позднее Суллой, восстановления правды: в «Мемуарах» он детализировал рассказ о сражении при Верцеллах и стремился воздать должное качествам армии Катула, одним из командующих которой он был.
Относительно самого себя Сулла считал, что теперь он достиг достаточной известности, чтобы сделать прекрасную политическую карьеру. Он решил заняться ею. Но так как несколько запоздал к моменту получения доступа в квестуру, и это опоздание еще больше увеличилось из-за военных кампаний в Африке и Галлии, он счел возможным не представляться в городское управление, а стать кандидатом прямо в претуру. Несомненно, он переоценивал впечатление своих подвигов на избирателей; если сенатская аристократия хорошо знала Суллу и в настоящее время была заинтересована в его выдвижении, то совсем по-другому, не так восприняли его подвиги среди народа, который на данный момент благоговел только перед Марием. И еще он преуменьшал влияние своих противников, вовсе не заинтересованных сделать легкой карьеру личности, которая так явно выбрала противоположный лагерь.
Провал был унизителен, и позднее в «Мемуарах» Сулла постарался дать ему достойное объяснение: его дружба с Бокхом явилась причиной того, что задействовать его хотели в городском управлении, прежде чем избрать претором; без сомнения, мавританский царь доставил бы для игр, которые тот должен быть организовать, хищных зверей, участвующих в сценах охоты или битвах животных.
Как бы то ни было, но когда он предстал па выборах лета 98 года, чтобы стать претором на 97 год, на этот раз он вел кампанию серьезно и был избран. Его противники, как будто справедливо, не преминули упрекнуть в подкупе избирателей; впрочем, не было никого, включая даже определенных представителей знати, кто был бы достаточно близок с ним, чтобы упрекать его в этом: тогда как во время одного спора с Гаем Юлием Цезарем Страбоном (который остался в памяти римлян как человек замечательный именно своими ораторскими способностями), Сулла утверждал угрожающим тоном, что он будет использовать против него полномочия своей собственной должности. Тот ответил ему смеясь: «Ты прав, полагая, что твоя должность принадлежит тебе, так как ты ею владеешь, потому что купил ее!’’ Но все это относится к традиционной полемике, и, несомненно, не следует обращать на это особого внимания. Не потому что электоральная коррупция не практиковалась, но она была, вне всякого сомнения, значительно меньшей, чем в последующие десятилетия. Сулла вызвал расположение народа главным образом, наверное, благодаря обещаниям и действиям рекламного характера (установка в Капитолии монументальной группы, заказанной Бокхом и представлявшей пленение Югурты).
И одно из этих обещаний, которое он сдержал, возможно, больше того, на что надеялись те, кому он их давал: он организовал игры особой пышности. В самом деле, оказалось, что жребий дал ему городскую претуру, которая среди других обязанностей включала организацию ludi Apollinares, игр в честь Аполлона, тех же самых, которые первым организовал прадед Суллы в момент войны с Ганнибалом. Понятно, что Сулла стремился придать им особый блеск: он получил возможность представить культ Аполлона в некотором роде как семейное дело и подтвердить предназначение рода Корнелия Руфина Суллы организовывать ludi Apollinares. И, кроме того, Бокх снабдил его средствами, прислав для этого события сто львов-самцов. Впервые показывали их на свободе: одних — в сценах охоты, во время которых их убивали специально подготовленные мавры, других — в бою хищников. Римляне сохранили в памяти столь исключительные игры.
В конце года городской претуры, основная задача которой состояла в организации правосудия, Сулле доверили его первую важную миссию в Азии: он отправился во главе армии со званием проконсула Сицилии. В действительности миссия был двойной. С одной стороны, как и все, возглавлявшие провинцию Сицилию, он должен был обеспечить правление морей этого района, который сегодня находится на юге Турции, гранича с Сирией (термин провинция во времена Суллы не означал обязательно ограниченной территории, скорее, он соответствовал сфере ответственности). И главным образом он должен был привести в порядок дела в Каппадокии — царство (в центре современной Турции) оказалось жертвой серьезных волнений, вызванных вопросом преемственности на троне, и стало объектом различных притязаний. В частности, царь Понта Митридат VI, который мечтал об огромной восточной империи, имел виды на своего соседа Каппадокию. Он же поместил на трон своего ставленника, некоего Гордия. Но Рим хотел навязать крупного восточно-персидского властелина, которого выбрали сами каппадокийцы, — Ариобарзана (который в дальнейшем возьмет имя Филоромей — друг римлян). Таким образом, Сулла должен был восстановить его на троне.