Только здесь он чувствовал себя спокойно, стоя на летней веранде и любуясь сим творением всевышнего. В домашнем одеянии, ярко-красном шёлковом халате в пол, подвязанном золотым поясом, и без надоевшей и столь неудобной чалмы на голове, он, как давний пленник пролива, не мог отвести от него глаз, погружённый в свои мысли, которые вот уже несколько дней не давали ему покоя. Он – правитель всемогущей державы, великой Османской империи. Народ уважал его, а враги тряслись при одном упоминании его имени. А сейчас он, грозный и непобедимый, оставшись наедине с проливом, готов был разрыдаться. Ком стоял в горле, мешая свободно дышать, а глаза были влажными от наступающих слёз.
Мысли его нарушил шум и копошение за дверью. Султан обернулся.
Послышался стук в дверь.
Медленным шагом, держа руки за спиной, чинно и благородно, как и положено повелителю, падишах направился в покои.
- Войдите! - наконец ответил он, приподняв полы халата и усаживаясь всё так же не спеша и осторожно в своё кресло из чистого золота и красного бархата, стоявшего троном посередине комнаты.
Дверь в покои распахнулась, и на пороге появился его верный слуга, его правая рука, его преданный помощник и товарищ – Великий визирь Мехмед-паша. Он подошёл к трону султана, склонил перед ним голову:
- Мой господин, пришла Незехат-калфа.
- Пусть войдёт! - не шелохнувшись и не моргнув, ответил султан.
Через пару минут на коленях перед троном султана стояла его верная поданная.
- Вы звали, господин? – не поднимая глаз, начала служанка столь неприятный для неё разговор.
- Вчера я принимал начальника полиции Мустафу-эфенди, - строго произнёс падишах, - хотя ты, наверное, уже уведомлена об этом.
Незехат-калфа ещё ниже склонила голову.
- Он прекратил расследование этого дела, сославшись на несчастный случай, - вздохнув, продолжил повелитель. - За две недели ему так и не удалось ничего выяснить.
Султан замолчал, о чём-то размышляя. Затем поднялся с места и, по обычаю, убрав руки за спину и высоко подняв голову, медленным шагом подошёл к окну.
В покоях повисла тишина.
Калфа стояла на коленях, не шелохнувшись, Мехмед-паша – в дверях, также не смея поднять глаза на повелителя и нарушить его мысли.
- Незехат-калфа! – строгий голос падишаха нагонял страху на всех.
- Да, господин!
- Ты тоже считаешь, что всё произошло по воле случая?
Служанка тяжело вздохнула. Это означало одно – несчастный случай это был или убийство – но то, что погибла Ямур-джарийе, любимая наложница падишаха, в этом есть и её вина – пусть и косвенная. Ведь обязанность калфы – смотреть за порядком в гареме падишаха, вместе с главным евнухом Али-эфенди, который и поплатился за двоих.
- Выходит, мне одному только кажется, что во дворце что-то происходит? – почти кричал падишах.
У Незехат-калфы затряслись колени, дрожь от грозного голоса султана пробежала и по телу Великого визиря.
- Все ведут себя так, будто ничего не произошло, будто её и не было вовсе! – в криках правителя империи слышались боль и гнев.
- Мехмед-паша!
- Да, повелитель!
- Ты тоже так считаешь?
- Вы знаете, я всегда на вашей стороне. И если вы изволите думать, что то была не случайность, а убийство, что ж, мой долг – помочь вам это выяснить, господин.
- Незехат-калфа!
- Да, повелитель.
- Расскажи ещё раз по порядку обо всём, что произошло в тот день.
- Но, господин, я уже всё рассказала. Мне больше нечего добавить, - начала было калфа, но увидев злость и ярость в глазах султана, замолчала.
- Я всё выясню. Я не оставлю этого. И тому, кто посмел поднять руку на мою наложницу, да причём в нескольких метрах от дворца, придётся ответить за свой поступок! – продолжал падишах свирепствовать. – Я слушаю, - вернулся он в кресло.
- В тот день, господин, вы сами приказали собрать вещи Ямур-джарийе и отправить её в Старый дворец в Манису. Я выполняла ваш указ. Служанки быстро собрали её в дорогу. Ничего не предвещало беды.
- Ямур говорила что-то странное в тот день? – перебил её султан.
- Нет, господин. Она вела себя как обычно. С утра успела поссориться с Сафие-султан.
- Сафие виделась с ней?
- Да. Госпожа заходила в гарем и разговаривала с Ямур-джарийе.
- Ты не слышала, о чём они говорили?
- Простите, господин, - опустила та глаза.
- Ты знаешь обо всё, что творится во дворце, а тема их разговора осталась для тебя тайной?
- Сафие-султан выглядела очень взволнованно. Она кричала на девушек, велела всем выйти и оставить их с Ямур-джарийе наедине. Я не посмела ослушаться её.
- Хорошо. Что потом?
- Потом госпожа ушла.
- Что делала Ямур после её ухода?
- Ничего особенного, я уже сказала. Такие беседы на повышенных тонах у них бывали часто.
- Да, я знаю, - опустил уже глаза падишах, чувствовавший и себя виновным в том, что произошло, но гнавший прочь дурные мысли о том, что Сафие-султан, мать его шехзаде, могла быть причастна к смерти любимой наложницы. – И что потом?
- После того, как Сафие-султан покинула гарем, туда пришла Валиде.
- Валиде-султан тоже встречалась с Ямур?
- Да, господин.
Султан нервничал.
- Ах, да, - вспомнила калфа. – Перед самым отъездом Ямур успела поссориться с Элиф-гёзде. Та ударила её по щеке, и они долго выясняли отношения. Для поездки подготовили вашу повозку, как вы и велели, - Незехат-калфа остановилась.
- Почему замолчала? - не вытерпел султан, хотя эту историю он слышал не один раз. – Что было дальше?
- Сопровождала Ямур-джарийе в дороге Биргюль. По её словам, они не успели проехать и километра, Ямур-джарийе сделалось дурно. Она попросила извозчика остановить повозку и вышла, - рассказывать всё это калфе было нелегко, она сделала паузу, вдохнула и продолжила. – Ямур-джарийе сказала, ей необходимо подышать свежим воздухом и направилась в чащу леса. Биргюль последовала за ней, но та остановила служанку, объяснив, что хочет побыть одна.
Султан ловил каждое слово калфы, и сердце его болело в ту минуту.
- Возможно ли, что у Ямур-джарийе на утесе была назначена встреча?
- Мне об этом ничего не известно, повелитель. Иначе, я поведала бы вам.
- Хорошо. Что было потом?
- Больше Биргюль ничего не сказала. Ни она, ни извозчик не видели никого и не слышали ни единого звука, доносящегося из чащи. Всё было тихо. Время шло, а Ямур так и не возвращалась к повозке. Тогда-то Биргюль и почувствовала неладное. Она побежала в чащу и нашла Ямур под утёсом, - на глазах Незехат-калфы выступили слёзы.
Султан тоже еле сдерживался – ему было больно слышать о смерти возлюбленной, которая погибла две недели назад, а он до сих пор не может смириться с её смертью. Он стал повелителем могучей державы, поставив весь мир на колени, но при виде Ямур-джарийе чувствовал себя слабым и беспомощным. Проводя рукой по её белым локонам волос, заглядывая в огромные изумрудные глаза, покрывая поцелуями её нежную девичью кожу, вкушая сладкий аромат её губ, он впервые за свои двадцать восемь лет чувствовал себя счастливым. Да. Он влюбился с первого взгляда, навсегда и бесповоротно.
И эти две недели он не жил, а существовал, забыв про сон, не чувствуя голода, забросив государственные дела.
- Что с тобой? – часто спрашивал он у себя, стоя перед зеркалом, оставшись в одиночестве в своих покоях. – Ты ли это, двенадцатый султан Османской империи, сын Селима второго и Нурбану-султан? Неужели это ты - Мурад третий - правитель могучей державы?
Но так и не мог дождаться ответа.
Выслушав в который раз историю о загадочной гибели своей возлюбленной, султан глубоко вздохнул. Он, придерживая полы своего халата, поднялся с места и, выпрямившись и сцепив руки за спиной, медленной, но уверенной походкой направился к летней веранде. Незехат-калфа так и осталась стоять на коленях посреди покоев. Мехмед-паша тоже боялся сделать шаг.