Было поздно, и девоюноши легли спать. В покоях тускло горел единственный светильник, и до Раджала доносились еле различимые звуки. Негромко позванивали бусинки занавеса, едва слышно булькало масло в догоравшей лампе да шипели за окнами во рву кобры.
Где же был визирь? Раджал ощутил тупую боль. Внутри него словно образовалась пустота, которую так хотелось заполнить. Веки Раджала сомкнулись. Он стал тонуть, погружаться...
Кто-то прошептал:
- Завтра.
Этот голос Раджалу был знаком. Он открыл глаза и в темноте различил рядом с собой пухлого девоюношу - красавицу, которую называл Губиной. Как звали красотку по-настоящему, Раджал не знал, как, впрочем, не знал истинных имен и остальных обитательниц покоев. Губина нежно погладила волосы Раджала и снова прошептала:
- Завтра.
- Губина, о чем ты?
Глаза Губины наполнились слезами, но ответил Раджалу другой голос:
- Разве ты не помнишь? Завтра придет цирюльник, и ты станешь таким же, как мы.
Повернув голову, Раджал увидел, что рядом с ним лежит Сырия... или нет, то была Рыбита.
- Разве я уже не такой, как вы? - пробормотал Раджал. - Разве я могу быть не таким, как вы?
Рыбита усмехнулась.
- Разве ты не помнишь, что сказал калиф?
В сознании Раджала зашевелились смутные воспоминания. Цирюльник... Что-то связанное с цирюльником.
- Визирь уже больше не приходит к ней. Бедная сестрица Радж, сокрушенно проговорила Губина и покачала головой, - недолго длилось твое счастье!
Рыбита возразила:
- Дурочка, ее счастье только начинается!
Раджал нахмурился, посмотрел на Рыбиту, потом - на Губину. О чем они говорили? Рыбита захихикала, Губина приглушенно всхлипнула и печально сказала, что ее сестра лжет.
- Какие радости, казалось, ожидают нас, когда мы только попали во Дворец Кобры! О, но скоро наше счастье померкло - после того, как явился цирюльник! Более, сестрица Радж, ты не познаешь ощущения потаенного сокровища, которое некогда зачаровывало всех нас своим сиянием! Как быстро гаснет это сияние - точно так, как тот пурпур, что наполняет чашу цирюльника!
Раджал вдруг почувствовал, как часто бьется его сердце. Им овладела странная тревога. Он гадал, почему вдруг пробуждается от ступора, в котором пребывал так долго. Он крепко зажмурился, потом открыл глаза и снова закрыл. Что же происходило?
И тут Раджал вспомнил о том, что давно - как ему казалось - не пил привычного зелья.
Рыбита зевнула и сонно пробормотала:
- Сестрица, ты говоришь о сокровищах, но разве твоя пухленькая фигурка не украшена ими, как и моя? Драгоценные камни, золото, тончайшие шелка и муслин... Порой я представляю, что есть другая я, живущая той жизнью, какой я могла бы жить. Тогда я содрогаюсь! Подумай только о грязных улицах, а потом - о той жизни, которой мы живем здесь!
Губина печально отозвалась:
- Однако пора цветения для нас коротка.
- И что с того, сестрица? - зевнула Рыбита. - Ублажение владыки - это, спору нет, приятно и лестно, но это только начало нашего женского пути. Извращения монарха - о да, это поле для нашей славы, но я жду не дождусь, когда начнется другая жизнь! Как это будет прекрасно, когда нам позволят подняться наверх, где мы будем присматривать за лучшими красавицами на свете! Как приятно будет гладить их вьющиеся волосы, любоваться их роскошными нарядами, золотыми цепочками и кольцами, чадрами и легкими шлепанцами... О, как я мечтаю об этом!
Рыбита запротестовала:
- Сестрица, но тебя могут никогда не отправить наверх! Что, если тебя снова вышвырнут на улицу - ведь именно так поступали со многими из нас! Лишившись роскоши, которую ты имеешь сейчас, ты станешь никчемной, никому не нужной, и не будет для тебя иного места, как в домах с дурной славой! Нет, если ты любишь нашу новую сестру, не обманывай ее насчет того, что бывает с нами после того, как мы становимся чисты!
Стало ясно, что Рыбита крепко уснула. Наступила пауза - хрупкая, готовая в любое мгновение прерваться. Но Раджал по-прежнему не имел сил пошевелиться, хотя в его сознании нарождался дикий вопль. И тут Губина придвинулась ближе к нему и зашептала на ухо:
- Сестрица, ты должна знать правду. Некоторые говорят, что лучше не знать ничего, чтобы все свершилось как во сне. Другие, как моя подруга, солгут тебе и даже, пожалуй, возрадуются тому, что с другой свершится то же самое, что некогда свершилось с нею. Прости зависть той, которая некогда пользовалась большой любовью нашего покровителя. Ты должна понять - мне жаль, что этого когда-то не поняла я. В последние дни я была обязана подавать тебе напиток забытья. Считай меня кем пожелаешь - предательницей или спасительницей. Это станет ясно завтра.
Губина сжала руку Раджала, приподняла ее и провела ею между своих бедер.
- Сестрица, пойми. Вот что станет с тобой, когда придет цирюльник. Или не станет. Или не станет...
Наконец рвавшийся на волю вопль прозвучал.
Глава 52
ДЕНЬ ПЕРЕМЕН
Фелюги.
Не говоря уже о шебеках, каяках и дхоу. Выдалось ясное утро. Солнечные блики на неподвижной глади моря сияли подобно бриллиантам. Даже теперь на взгляд несведущего наблюдателя порт Куатани являл собой красочное зрелище собрание парусов, флагов, окрашенных в разные цвета корпусов кораблей. Время от времени откуда-то доносился ленивый плеск весла, с другой стороны - скрип такелажа. Поблескивали на солнце потеки дегтя, слышались негромкие поскрипывания уключин.
Только для более сведущего наблюдателя в этом идиллическом зрелище было что-то тревожное. Порт словно бы лишился жизни, а где крылся источник этой безжизненности - понять было нетрудно. Вдоль всех причалов стояли на страже уабины, и пушки береговой обороны теперь выглядели более пугающе, чем прежде. Ни один корабль не причаливал к берегу. Ни один корабль не покидал порт. В Жемчужине Побережья остановилась торговля. И корабли, и их экипажи были словно сжаты в крепкой деснице шейха до тех пор, пока он не обретет свою невесту и не покинет наконец город.
Капитан Порло стоял на дощатой набережной. На его плече сидела Буби. Капитан смотрел в подзорную трубу. За его спиной тянулись грязные узкие проулки, в одном из которых ютилась харчевня "Полумесяц". Если бы не неуклюжий протез, капитан бы уже давным-давно обследовал этот район и обрел бы там утешение. Но он каждый день спускался к морю и с тоской смотрел на свою "Катаэйн".