- Уэбин, как ты мог сомневаться в моих обещаниях?
- Никогда! Но я надеюсь, все идет хорошо?
- Надейся! Но могу ли я надеться на то, что ты сыграешь свою роль, как подобает?
- Не меня ли зовут Рашид Амр Рукр? Я только надеюсь, мой повелитель, что я смею надеяться на тебя.
- Глупец! Разве тебе не известно мое имя?
- Я мог бы догадаться, мой повелитель. Думаю, я догадываюсь верно.
Рашид Амр Рукр набирается смелости и смотрит прямо в глаза золоченой фигуры. Другой на его месте благоговейно пал бы ниц. Но неземной собеседник шейха протягивает руку и помогает предводителю уэбинов подняться с песка. Теперь золотое сияние окутывает Рашида, и в сознание его проникает множество знаний и обещаний. Экстаз наполняет его, когда он думает о том, какая власть будет вскоре дарована ему.
А караванщики добрались до последнего, кульминационного куплета.
Мир пустыни Создателем проклят навек!
Здесь от зноя и жажды умрет человек!
Но не все нам печалиться и горевать,
Мы на свадьбе Рашида должны погулять!
Так женись же, Рашид,
Поскорей, поскорей!
Полыхай-пламеней
Ты с принцессой своей!
Вождю уэбинов в жены
Достанется Бела Дона!
И счастлив он будет с ней,
И мир запылает в огне!
- Джем, что там такое?
Но Джем, висевший за бортом, только в изумлении смотрел внутрь каюты своего опекуна, где чуть выше пола медленно вертелась светящаяся золотая фигура. Из глаз странного создания лился свет, его губы то смыкались, то размыкались, словно он беззвучно разговаривал с кем-то в дальней, немыслимой дали.
Если бы больше ничего не произошло, Раджал ни за что бы не отпустил Джема. Но то, что случилось потом, заставило его пошатнуться и разжать руки.
Ночное небо с жутким грохотом распахнулось.
Непроницаемую черноту рассекла молния - зеленая молния!
Теперь настала очередь Раджала вскрикнуть. Его швырнуло назад, на палубу. Из каюты внизу донесся нечеловеческий визг, за ним последовал другой - самый что ни на есть человеческий - и громкий всплеск.
- Джем!
Раджал поднялся на ноги, но тут же снова распластался на палубе и скрючился от жуткой боли.
В следующее мгновение все пришло в смятение.
Но впереди были еще более жуткие мгновения.
Сначала Раджал звал на помощь, потом, ухитрившись подняться, принялся отчаянно колотить в рынду. Вокруг его ног бешено сновала Буби. Прыщавый, разбуженный громом и молнией, торопливо спустился по мачте из своего "вороньего гнезда". Проснулись и забегали по палубе матросы.
Даже сам капитан Порло выбрался на квартердек. С трудом держась на ногах, он ревел:
- Человек за борт? Кто такой за борт?
- Вон он! - взволнованно вскричал Прыщавый. Он подпрыгивал на месте и указывал на море, пока капитан не влепил ему оплеуху. А потом кто-то - но не Раджал - прыгнул в воду. Раджал, морщась от боли в ушибленной спине, только в отчаянии всматривался в туман, едва рассеиваемый бешено раскачивающимся фонарем. Повсюду звучали хриплые голоса, матросы перебрасывали через борт канаты.
Капитан схватил Раджала за руку, грубо рванул к себе.
- Что за шутка вы тут придумывай, молодой люди, а?
- Капитан, мы не хотели...
- Не хотеть, они не хотеть...
Капитан, судя по всему, жутко разгневанный тем, что его так резко разбудили, только свирепо отшвырнул от себя Раджала. Нужно было что-то предпринимать. Начался ливень, мгла рассеялась, занялась заря. Буби проворно вспрыгнула на плечи хозяина, и тот принялся зычным голосом выкрикивать команды:
- Якорь поднять! Ставить паруса! Грязный свиньи, вы что, не чуять, что ветер подниматься?!
С этими словами капитан ухромал прочь, и когда человека наконец подняли на палубу, один лишь Раджал встретил его появление радостным криком. Лицо у человека посинело, но он еще дышал.
Но что-то было не так.
- Это... не Джем, - хрипло прошептал Раджал.
Промокшие до нитки матросы побрели прочь. Раджал бросился за ними.
- Это не Джем!!!
Кто-то унес фонарь. В темноте матросы ничего не видели и решили, что Раджал бредит. А он в отчаянии бросился к борту и стал всматриваться в разбушевавшиеся волны.
Куда же девался Джем? Где он мог быть?
Совершенно потерянный, Раджал обернулся и устремил беспомощный взгляд на человека, лежавшего на палубе. Тот был одет так, как одеваются зензанские крестьяне. Длинные, темные, цвета воронова крыла, волосы, словно водоросли, разметались по палубе. Тонкие черты лица...
Человек открыл глаза и изумленно воззрился на Раджала.
- Г-г-где я? - еле шевеля посиневшими губами, изумленно спросила Ката.
Глава 7
ДЕВЧОНКА-СОРВАНЕЦ И МАЛЬЧИШКА-ПАСТУХ
Побережье Дорва щерилось острыми высокими утесами, они отделяли море от суши подобно неприступной зубчатой каменной стене. Дорога шла в опасной близости от обрыва, то поднимаясь ввысь, то падая в ущелья, то извиваясь по уступам ослепительно белых меловых откосов. Даже теперь, ранним утром, солнце палило немилосердно.
По дороге стремительно мчался всадник. Позади него клубилась белесая пыль. Его верблюд то и дело кричал от страха, но грубые руки всадника резко натягивали поводья, и он не давал верблюду смотреть вниз, где разверзались глубокие пропасти. Под капюшоном черного плаща сверкали немигающие стальные глаза - глаза сосеникского гонца. Он, один из лучших погонщиков верблюдов с Сосеникского Нагорья, был одет в просторные одежды, но не в белые, как одеваются большинство странствующих по пустыне, а в черные. Рукава и капюшон на лбу были схвачены блестящими золотыми лентами с гербом Каледа. Простолюдины в страхе трепетали, завидев такого всадника, ибо знали, что он везет важный указ султана.
Гонец объехал скалу, остановил верблюда и обозрел окрестности пристальным взором. Лишь одна деревня с небогатым караван-сараем отделяла его от последнего отрезка пути длиной около лиги. Эта дорога была не самой трудной. Ближе к берегу залива скалы постепенно понижались и в конце концов сходили на нет, как бы падая ниц перед сверкающими водами моря. На дальней излуке залива сверкали и переливались под лучами солнца мрамор, стекло и золото, в глубокой синей воде отражались многоцветные паруса.
Там стоял город Куатани, справедливо называемый Жемчужиной Побережья. Здесь, в главном морском порту Нижнего Унанга, в многолюдном городе-государстве, располагалась резиденция калифа Куатани, брата султана, величайшего из принцев, которому приходилось изнывать под игом имперского правления.