Четверо Таргонов шли, подняв руки над головой в знак скорби, а пятый нес неподвижное холодное тело стройного длинноногого юноши.
Калед пал на колени и громко застонал.
Мать-Мадана с трудом поднялась по ступеням. Ее глаза пылали страшным огнем. Дрожащими руками она указала на труп принца, а потом - на султана.
- Убийство, - прошептала она и тут же выкрикнула: - Убийство!!!
- Ламми... Ламми, - ахнул султан в смятении и страхе и протянул руке к старушке; казалось, он готов обнять ее и плакать у нее на груди, как в то давнее время, когда он был ребенком, а она - его нянькой.
Но она отшатнулась от него. Султан грубо схватил ее за плечи.
- Ламми!
- Убийство! Убийство! - в ярости повторила мать-Мадана и ударила султана по лицу.
Это было богохульством и государственной изменой. К старушке бросились стражники. Отчаяние охватило султана. О Ламми, Ламми!
- Казнить ее! - взревел он вдруг. - Казнить ее!
Вот так и вышло, что никто - ни паломники, ни имамы, ни почетные гости не узнали о том, что последним словом старушки, которое она прокричала в лицо султану, было не "убийство", а "убийца".
Ятаган отсек ее голову в то мгновение, когда последний слог этого слова покидал ее губы. Хлынула кровь, обагрила мантию султана.
Калед сжал лицо руками - так, словно оно было маской и его можно было сорвать. Он пошатнулся, но тут же шагнул к стражнику и выхватил у того окровавленный ятаган. С неожиданной решительностью он развернулся к толпе паломников и закричал так, словно рубил воздух словами, как ятаганом:
- Мой сын убит! Неужто мой престол захватит самозванец? Изменник должен умереть, а принцесса будет моей!
Под крики обезумевшей толпы Калед развернулся и бегом бросился ко входу в Святилище. Раджал ахнул.
- Ничего не понимаю! Что происходит?!
- Принц мертв! - воскликнул Боб. - Но... кто же тогда был здесь этой ночью?
Но изумляться и гадать уже не было времени. Паломники хлынули вверх по рубиновой лестнице. Стражники жестоко отталкивали их. Почетные гости и имамы разбежались в стороны, чтобы уцелеть под напором толпы.
Паломники разогнали Таргонов, схватили мертвое тело принца Деа и теперь, охваченные приступом тоски, вцеплялись в него руками. За считанные мгновения они могли разорвать тело Деа на кровавые куски, словно стервятники.
Раджал схватил Боба за руку.
- Скорее! Калед... его надо остановить!
Они бросились к Святилищу и успели вбежать внутрь за миг перед тем, как захлопнулись огромные створки дверей перед самым носом у толпы, и не увидели того, что произошло на вершине лестницы в последние мгновения. Две старухи - то есть с виду это были две старухи - пытались протолкаться к обезглавленному телу Ламми. Им не дано было до него добраться, но зато они оказались достаточно близко друг от друга, чтобы их взгляды встретились. Первая в отвращении попятилась при виде своего брата, одетого в роскошное платье придворного евнуха, а глаза евнуха гневно сверкнули, когда он вновь и в последний раз увидел свою сестру, которая давным-давно предала его горячо любимую Ламми и продала ее в рабство.
Еще мгновение - и мятущаяся толпа разделила их. Еще одно - и то, что осталось от их сестры, было превращено в кровавую массу под ногами сотен обезумевших паломников.
А потом вновь сотряслась земля - на сей раз намного более жутко, чем когда-либо.
Кристаллы угасали.
Скоро им на смену должны были загореться панели в стенах. Сжимая друг друга в объятиях, Джем и Ката лежали на ложе, усыпанном лепестками. Листва растений постепенно увядала, ветви и лозы лиан корчились, роскошная мебель начала рассыпаться в прах, бархатные занавесы становились все тоньше и тоньше, ковры превращались в тонкую серую паутину. Исчезло даже брачное ложе, даже их маски и те громоздкие наряды, в которые Джем с Катой были одеты, когда вошли сюда. Остались только лепестки, они превратились в ткань, и эта ткань мало-помалу начала покрывать тела Джема и Каты.
И когда загорелась заря, они уже были одеты в простые белые одежды безо всяких украшений, кроме кристаллов, которые теперь, угаснув, висели у них на груди. Загрохотал камень на входе в брачные покои. Влюбленные лежали, обхватив друг друга, на гладком, как зеркало, полу.
- Целуй меня, Джем. Целуй меня и думай о нашей любви.
И Джем вновь утонул во всепоглощающем тепле поцелуя Каты. Он думал обо всем, что произошло этой ночью, и знал, что ничто, ничто на свете не могло значить для него так много, как сейчас значила Ката. Им еще предстояли мрачные и зловещие испытания, но как они могли не выстоять, если были вместе? Джем молился только том, чтобы вновь не потерять Кату.
То была безответная молитва. Обнявшись, Джем и Ката смотрели только друг на друга и не видели крадущихся к ним по зеркальному полу фигур. Имамы-притворщики отбросили капюшоны, и теперь стали видны вечно выпачканные салом усы одного из них и огненно-рыжие кудрявые волосы второго.
Первый подал голос:
- Пфф! Они все еще заняты этим делом?
Второй подхватил:
- Небось только начали?
Влюбленные вскочили и в ужасе ахнули.
Ахнули и те двое, что вторглись в брачные покои.
- Принцесса? Да ведь это же... шлюха!
- Джем! Ката! Это что за шуточки?
Началась потасовка.
Джем бросился на Полти. Полти размахнулся и ударил его кулаком.
Сводник кинулся к Кате. Она влепила ему пощечину. Он покачнулся, но тут же пришел в себя и набросился на нее. Ката брыкалась и царапалась.
Джем, пошатнувшись от удара, полученного от Полти, отлетел назад. Он пытался собраться с силами, но Полти, как всегда, оказался крепче его.
Он стукнул Джема в живот, и Джем упал.
Тем временем Эли Оли Али повалил на пол Кату. Он занес руку, сжатую в кулак, для удара.
- Грязная шлюха! Что ты задумала, а?
Полти рванулся к нему.
- Она не шлюха, грязная ты свинья! Она моя названая сестра! Она... она моя жена! - В ярости Полти отшвырнул в сторону сводника-метиса и помог Кате подняться. Он страстно обнял ее, стал трясти за плечи. - Милая! Моя милая! Что происходит? Почему ты здесь?