На этот раз с площади не послышалось ни единого звука. Появление принцессы толпа встретила безмолвием, которое нарушали лишь тишайшие вздохи. Вероятно, в этой стране, где высокопоставленные женщины вообще редко появлялись на людях, да и то только в тяжелых одеждах и чадрах, зрелище девушки в легком, почти прозрачном платье могло шокировать народ, но в этом было большее, нечто намного большее. Стоны и вздохи при взгляде на другую женщину могли бы быть наполнены страстью, желанием, но в отношении людей к этой девушке не было ничего низменного, земного. Не сбылись ли молитвы, которые отзвучали всего несколько мгновений назад? Как зачарованные, подданные калифа не в силах были оторвать глаз от прекрасного видения.
Потом стал слышен шепот.
- Не богиня ли она?
- Богиня на земле!
- Правда ли, что скоро она должна выйти замуж?
- За сына султана...
- Род Пророка...
- Она станет султаншей...
- Продолжит Род Пророка...
- Вот благодать-то для нас настанет!
Повсюду люди шептали примерно одинаковые слова. А в ложе калифа звучали совсем другие речи. Калиф с тоской смотрел на свою ослепительно прекрасную дочь. Наконец он устремил еще более тоскливый взгляд на простолюдинов под балконом.
Он вздохнул.
- Можно ли уже приступить к казни?
- Еще несколько мгновений, Оман. Пусть наглядятся.
- Как у них еще глаза не лопнули!
Калиф рассеянно уставился на середину площади. Во время Поклонения опытные рабы произвели быстрые приготовления на Круге Казни. Приговоренный уже был привязан к колесу и накрыт черным покрывалом. За колесом стоял с ятаганом наготове придворный палач, которого в Куатани именовали не иначе как Орудием Возмездия. Палач был в ярко-красном, искусно скроенном одеянии.
- Хасем, ты принес подзорную трубу?
- Конечно! Ведь сегодня нас ожидает сюрприз, я ведь говорил тебе?
- Терпеть не могу сюрпризы! Что за сюрприз.
- Жертва. Ее... орган.
- Орган? О чем ты, Хасем?
- Об убийце. Он двуполый. Девочка-мальчик.
- Девочка-мальчик!
Калиф произнес это громче, чем рассчитывал - его слова долетели до призрачных ушей дочери. До сих пор принцесса Бела Дона стояла неподвижно, как статуя. Но тут она, забыв обо всем, бросилась к отцу.
- Девочка-мальчик?! - вскричала она.
Но на самом деле это было не так.
Раджал изнывал под черным покрывалом. Ему было страшно, но к страху примешивалась радость. Ему казалось, что уже все потеряно, что очень скоро он умрет. Когда его волокли из темницы, он вырывался и кричал, но когда его привязали к колесу, он сдался и облегченно вздохнул, словно из его плоти извлекли причиняющий боль шип. Словно тяжелый камень, он погрузился в пучину тоски, затем - в омут воспоминаний, а потом - во мрак, где уже не было никаких желаний. Повсюду вокруг себя он ощущал глубокое лиловое тепло своей веры.
Если бы только он смог хотя бы еще разок увидеть Джема... и Милу!
- Мерцалочка, ты... ты так мерцаешь!
- Детка, они увидят!
- Отступи в тень!
- Детка, уходи!
Визирь дает знак - рубит рукой по воздуху. По всей галерее этот жест повторяют стражники. Заунывно поют завитые спиралями рога, и толпа на рыночной площади разворачивается к Кругу Казни.
Палач оживает. Он отвешивает земной поклон в знак почтения к принцессе и ее отцу, после чего, выпрямившись, с удивительным изяществом поднимает свой сверкающий ятаган, поводит им над головой. Он исполняет медленный, плавный танец смерти.
Толпа аплодирует палачу. Приветствует его криками.
- Отец, пусть он перестанет! Останови его!
- Мерцалочка, не говори глупостей!
Колесо поворачивается, вертится помост. Крутится и крутится перед народом распятый узник, вращается в танце палач. Он кажется странной громадной птицей в своих развевающихся алых одеяниях - птицей, готовой в любое мгновение наброситься на свою жертву и начать ее терзать. На пятом повороте помоста палач должен сорвать черное покрывало с узника, дабы тот предстал перед народом в позорной наготе. Затем, когда помост развернется к ложе калифа, палач нанесет приговоренному к казни первый удар. Медленно, с изысканной грацией лезвие ятагана войдет в мягкую плоть.
Толпа топает ногами. Воет.
- Прикажи ему прекратить, говорю!
- Мерцалочка, да что с тобой такое?
- Девочка-мальчик! Он убьет ее!
- Право же, детка! Ты и прежде такое видела!
- Только не девочку-мальчика!
- Мерцалочка, перестань мерцать!
Калиф в отчаянии машет на дочь руками, неуклюже наклоняется и чуть не роняет золотую маску. Визирь Хасем хватает девушку за руку - вернее, схватил бы, если бы его пальцы не сомкнулись, сжав только воздух.
Он кричит рабам:
- Занавес! Задерните занавес!
Но в это мгновение рвется другая ткань. Принцесса Бела Дона в смятении, но ее смятение становится еще сильнее, когда придворный палач срывает с колеса черное покрывало.
Принцесса ахает.
Ахает и ее отец. Он подносит к отверстию в маске подзорную трубу.
- Дай мне эту трубу!
- Хасем!
- Но это невероятно!
- Девчонка, ты говорил! Ты что, разницы не знаешь между девчонками и мальчишками?
- Измена!
Визирь потрясает кулаком, грозит небесам.
ПОЛТИ (ахнув): - Глазам своим не верю.
БОБ: - Полти, кто это такой?
ПОЛТИ: - Боб, ты не ослеп ли, часом?
БОБ: Мальчишка-ваган! Нет!
КАПИТАН ПОРЛО: - Мои господины! Мои господины!
ЛОРД ЭМПСТЕР: не мигая смотрит вдаль.
БОБ: - Полти, мы должны что-то сделать...
КАПИТАН ПОРЛО: - Это господины Раджалы! Мои господины, надо их останавливай...
ОБЕЗЬЯНКА БУБИ визжит.
ЛОРД ЭМПСТЕР по-прежнему смотрит прямо перед собой, но словно бы не замечает Круга Казни. Зачарованно, словно молящийся, он глядит на Мерцающую Принцессу.
ПОЛТИ: - Боб, ты просто душка! Сначала ты нашел мою сводную сестренку! Теперь этого... Конечно, мы должны что-то сделать! Ведь ваган отведет нас прямиком к бастарду! Нужно непременно допросить его, пока его не прикончили!
БОБ: Нет, нет, нет!
ПОЛТИ: Тихо, Боб! Да что с тобой?
Перед глазами у Раджала промелькнули пять цветов. Сначала, как только с него сорвали покрывало, он увидел ослепительную золотую вспышку. На миг он лишился зрения, но золотой свет тут же собрался в точку и снова вспыхнул.