Ах, увы, твой отец принял эту шутку слишком близко к сердцу!
Так продолжалось три, а может быть, и четыре луны подряд. Потом пришло новое донесение, и вдруг все переменилось. Мала обрел свободу! Он не погиб от рук злобных уабинов. Этот молодой военачальник возглавил мятеж в тылу у разбойников и тем проложил дорогу к славной победе унангов! Война закончилась, и господин Малагон возвращался домой как герой! Представь себе, Деа, какая великая радость настала в Каль-Тероне! "Мала! Мала!" выкрикивали все имя освободителя. Люди ликовали, взбирались на крыши домов, плясали на улицах. Как тепло поздравляли твоего отца приближенные султана с тем, что ему впредь будет служить такой прославленный человек!
В те дни я часто бывал рядом с твоим отцом, и, зная его так, как знал его я - мог всего лишь заглянуть ему в глаза, чтобы понять, что вся та любовь, какую он некогда питал к своему старому другу, теперь иссякла. С тех пор я стал бояться за Малу, хотя понимал, что твой отец будет улыбаться и старательно притворяться, будто делит великую радость победы со всеми, кто его окружал. Когда Мала въехал в ворота Каль-Терона во главе войска, твой отец встречал его, возглавляя церемониальную свиту. Он страстно обнял друга на глазах у всей толпы народа. Что тут началось! Как радовался народ! Какие звучали благодарственные молитвы! В тот день всем казалось, будто занялась заря новой эры и что символ этой новой эры - крепкие объятия новоявленного героя Унанга и его верного друга, мудрого и просвещенного будущего султана. Кому из тех, кто предавался восторгу победы в тот день, могла прийти в голову мысль о том зле, что расцветало в сердце твоего отца? Кто мог бы предположить, что он уже замыслил страшно, жестоко отомстить другу, который так любил его, и, ведомый этой любовью, мечтал только о том, чтобы верно служить ему?
Мала, возвратившийся с войны с уабинами, был, конечно, уже совсем не таким, каким уходил на войну. Этот молодой человек приобрел солидность и мужество, и в сравнении с ним твой отец выглядел бледно. Но, пожалуй, именно в те дни мне стала бросаться в глаза и печальная задумчивость, которая порой стала овладевать Малой, когда он рассказывал о своих приключениях - нет, не о скачущей в бой коннице и не о сверкающих лезвиях ятаганов, не о бегствах и погонях посреди бесплодных пустынь, а о зыбучих песках при свете кроваво-алого заката, о караванах, нашедших долгожданный приют под сенью пальм в оазисах, о странных напевах жрецов из пустынных племен.
Я хорошо помню тот день, когда Мала впервые повел такие рассказы. Это было поздно вечером, и мы были наедине. Тускло, мягко светили лампы, и голос Малы тоже был тих и мягок, и на какое-то мгновение мне почудилось, будто я слышу тишайшую, таинственную музыку. Она словно бы плыла по воздуху подобно дыму курящихся благовоний. Не сразу понял я, что Мала рассказывает не о том времени, которое провел во главе войска султана, а о том, когда был в плену у уабинов. Мною овладели волнение и тревога. Тогда я имел все причины встревожиться, ибо если уабинам удалось что-то пробудить в сердце Малы, то, быть может, ему не следовало никому в этом признаваться. Дальнейшие события доказали, что тогда я не ошибся, но поначалу казалось, что никакое зло не может коснуться Малы. Его новообретенная задумчивость, казалось, лишь на пользу ему, ибо именно в ту пору наш молодой герой безнадежно и отчаянно влюбился.
Деа, ты, вероятно, не знаешь о том, что у твоей матери, прекрасной Изадоны, была сестра. Вторую дочь посланника из Ланья-Кор звали Изабела, и дома их называли просто - Дона и Бела. Твоя тетка Бела была моложе твоей матери. При дворе она всегда появлялась накрытая чадрой, но красотой равнялась твоей матери, а некоторые даже поговаривали, будто Бела должна быть еще красивее. Боюсь, эти слухи звучали убедительно, ибо складки шелковых одежд Белы не могли до конца утаить от глаз мужчин ее прекрасного стана - столь прекрасного, что он не посрамил бы даже Лунную Госпожу в те дни, когда ее прекрасный лик еще не был обезображен оспинами. Какой мужчина не возмечтал бы о том, чтобы прижать к своей груди такую красавицу?
Вышло так, что молодой господин Малагон попросил ее руки. Многим этот союз казался превосходным - ведь тогда твой отец, будущий султан, и Мала, будущий визирь, стали бы супругами принцесс-сестер. При дворе все с нетерпением ожидали первой брачной ночи Малы. Евнухи с превеликим волнением готовили изысканную церемонию. И все бы случилось, как было задумано, если бы твой отец не положил глаз на юную сестру своей супруги.
Порой я гадаю: могло ли все произойти иначе, если бы Мала избрал предметом своей любви какую-то другую женщину? Вероятно, так или иначе, каков бы ни был его выбор, все равно он ухитрился бы, не желая того, воспламенить жгучую зависть в сердце друга. Наверное, так бы оно и было, но все же ума не приложу, как зависть могла так скоро перерасти в столь страстную любовь? Ибо именно такова была грядущая трагедия, и она состояла не в том, что Мала полюбил прекрасную Белу, а твой отец, руководимый одной лишь только завистью, был готов помешать другу заключить в объятия эту изумительную красавицу, - о нет! Дело было в том, что твой отец тоже полюбил ее!
Все, что случилось потом, стало придворной легендой - одной из самых горьких и самых печальных наших легенд. В "Книге изречений Имраля" написано: "Что ярче горит - то скорее сгорает", но кто бы мог предположить, что Мала столь скоро и неожиданно впадет в немилость? Столица Унанга была потрясена. Подумать только: господин Малагон, народный герой, на самом деле оказался изменником, лазутчиком уабинов! Откуда взялись свидетельства этой измены - это так и останется тайной. Но хватило того, что султан, твой дед, был в этом непоколебимо убежден.