Выбрать главу

- Тебе нынче в дозор, Хэл, - вырвалось у него. - Может, стоит дать отдых глазам?

- Постигать с их помощью мудрость - чем не отдых?

- А мне сдается, Хэл, что у тебя и так уже мудрости - через край.

Хэл с задумчивым видом отложил книгу. В лучшие времена он мог бы стать видным ученым, профессором в Агондоне. Вместо этого он, совсем не похожий на повстанца, сражался плечом к плечу с Бандо, и они прошли через многие испытания. Редко какие друзья имели так мало общего, но редко какие друзья были так беззаветно верны друг другу.

- Бандо, разве мудрости может быть чересчур много?

- Уф-ф, - хмыкнул зензанец, набивая трубку. - А вот я все-таки порой думаю, что кое у кого - это я не про тебя, Хэл, - все-таки мудрости и чересчур многовато может быть.

- Старина, но про кого же ты говоришь? А еще скажи, откуда у тебя такие раздумья?

Бандо опасливо обвел взглядом поляну. На самом деле тревожиться было не о чем: Боб Багряный ушел от стоянки. Их предводитель, по обыкновению, спал в стороне от отряда. С заряженными и взведенными пистолями - так думал Бандо. Верность клятве не позволяла зензанцу произнести вслух имя вождя, и потому он лишь вздохнул и сказал:

- Я человек простой. А этот парень - ну... зачастую я не понимаю, что он такое творит. Вернее сказать... мне кажется, что он делает глупости.

- Ты говоришь о том, что он делает, или о том, что он собирается делать?

Бандо чиркнул кремнем.

- И о том и о другом. У меня и от того и от другого - голова кругом, да только у него ума-то, видать, побольше, чем у меня.

- Ты так в этом уверен?

- Это ты о чем, Хэл?

Очки Хэла сверкнули, отразив пламя свечи.

- Пожалуй, ты не до конца откровенен со мной, Бандо. Ты говоришь, что он умен, а ты - не очень. Но, может быть, ты думаешь, что на самом-то деле это не так?

Зензанец задумчиво затянулся трубкой. Хэл сказал правду, хотя Бандо никогда не признался бы в том, что это так и есть. Было время - до сражения при Рэксе, - когда он смотрел на предводителя с благоговением. А теперь, тяжко сокрушенный поражением, этот мужчина в маске казался всего лишь самым обычным одиноким человеком, скованным тоской. Он медленно опускался по спирали к неотвратимой гибели и все же упрямо держался за какие-то тайны, которые никому не доверял - никому, кроме разве что Хэла.

Бандо давно подозревал, что его старый товарищ знает намного больше о так называемом Бобе Багряном, чем говорит. Да так оно и должно было быть иначе разве стал бы Хэл так настойчиво уговаривать Бандо присоединиться к этому маленькому отряду после того, как они потеряли своего прежнего предводителя? Бандо был всегда готов послушаться Хэла, в мудрости которого не сомневался, но этот разбойник был совсем не похож на Арлекина. И не только не похож. На взгляд Бандо, он был хуже.

Воспоминания унесли зензанца в прошлое. Бедняга Тор! Подумать только ведь он погиб именно той смертью, какой Бандо боялся сильнее всего: его повесили на площади в родной деревне и выставили на всеобщее обозрение. Он стал очередной жертвой "правосудия" синемундирников. Старая, знакомая ненависть наполнила сердце Бандо. Пусть он недолюбливал нового командира, все же было нечто, из-за чего он сохранял ему верность.

- Хэл, ты про меня плохо думаешь, - заявил он неожиданно.

- Да ты что, старина! Ни за что на свете я не стал бы плохо думать о тебе!

- Какой бы он ни был странный малый, - тот, про кого мы с тобой толкуем, - он самый отъявленный враг зла, облаченного в синие мундиры, верно? И ты думаешь, что я изменил бы мятежнику, про которого в народе слагают сказания и поют песни?

- Но может быть, ты думаешь, что песни и сказания лгут?

Бандо печально потупился. День за днем их отряд, подобно звериной стае, пробирался по поросшим густыми лесами холмам. Он знал, что они должны идти и идти к новой битве - к новому, еще более сокрушительному поражению. Предводитель был непреклонен: отряд должен был добраться до Эджландии, где его лазутчики якобы собирали новое повстанческое войско. Это было чистой воды безумие, но, быть может, кроме безумия, мятежникам больше ничего не осталось.

Бандо проговорил:

- Да нет. Не песни. Время лживое.

Хэл усмехнулся.

- Славно сказано, старина. Ты умнее, чем хочешь казаться. Только притворяешься. - Он придвинулся ближе и, сжав руку товарища, пылко зашептал: - Бандо, есть кое-что, о чем я не имею права говорить. Ты просто поверь вот чему: тот путь, которым мы идем, предначертан. Пока ты не способен различить это предначертание, но в один прекрасный день тебе все откроется. Наш путь опасен, он всегда был опасен, но, Бандо, он никогда не был глупым и бессмысленным, и теперь он тоже не лишен смысла. Не расставайся с верой повстанца, ибо со временем твоя вера будет вознаграждена сполна, обещаю.

Бандо встревоженно глянул на спутника. Какое-то время старые друзья сидели молча, а потом зензанец наконец вынул изо рта погасшую трубку и вытряхнул из нее пепел, а ученый закрыл и отложил книгу и задул свечу. Затем они достали из седельных сумок одеяла и улеглись на теплую, сухую, как солома, траву.

- Все было по-другому, когда с нами был юный Джем, - пробормотал Бандо, продолжительно зевнув. - Как жалко, что эти славные деньки миновали!

- Бедолага Джем! - вздохнул Хэл. - Где-то он сейчас?

Глава 4

ЗАТОНУВШИЕ СОКРОВИЩА

- Джем... Джем?

Раджал пытался растормошить друга.

Джем вздрогнул и очнулся. Он опять впал в забытье! Последнее, что помнилось, - это то, как он, выпив рома, со стуком опустил на стол кружку и отер губы тыльной стороной ладони, а потом... потом уставился на пламя свечи, что стояла на столе в капитанской каюте. Он вовсе не хотел проявить неучтивость, а вышло так, что он пропустил окончание истории, которую рассказывал капитан. Как ему хотелось поговорить с опекуном! И как часто теперь это повторялось - странное забытье при взгляде на свечу, лампу, фонарь...

Такое случалось не раз с тех пор, как они покинули Порт-Тираль.

За открытым иллюминатором - квадратным проемом окна - негромко шелестело черное, чуть тронутое лунными бликами море. Ночь выдалась жаркая. Страшно было себе представить, какая духота царила в трюме. Джем протер глаза. Каюта капитана Порло напоминала полутемную пещеру с диковинными сокровищами, развешанными по стенам от низкого закопченного потолка до самого пола. Голова тигра, рог носорога, риванский амулет и таргонский щит, позеленевший от патины медный мушкетон и ржавая абордажная сабля, которая, наверное, когда-то сверкала в руке свирепого венайского пирата. Повсюду валялись смятые, пожелтевшие карты и засаленные тома лоций. Каюта капитана словно бы изображала его характер, его самого: неряшество пополам с блеском, кладовую воспоминаний о сотнях сказочных приключений.