- Хасем?
- Оман?
- Ты готов отдать этому чудовищу мою маленькую дочурку?
- Оман, но мы всегда знали о том, что рано или поздно ее придется отдать!
Калиф покачал свой кубок с остатками браги.
- Хасем?
- Оман?
- Ты готов отдать ее... уабину?!
- У нас нет выбора, Оман!
Струя жидкости, выплеснутой из кубка, пролетела на безопасном расстоянии от визиря. Эли Оли Али, ухмыляясь, тут же поспешил к калифу и наполнил его опустевший кубок до краев.
Визирь Хасем не удержался от невеселой усмешки. Он смотрел на своего господина и повелителя с усталым изумлением.
Калиф отхлебнул браги и проговорил так, словно ничего не случилось:
- Хасем?
- Оман?
- Не забываешь ли ты кое о чем?
- Ха! - сверкнул глазами визирь. - А может быть, это "кое-что" и есть то самое?
- Честно слово, Хасем, порой я диву даюсь - о чем ты только говоришь?
Эли Оли Али в этом был солидарен с калифом. Двое его высокопоставленных заказчиков переговаривались не слишком громко. Сводник придвинулся поближе. Прислуживать за столом, пусть даже таким важным особам, - пожалуй, это было несколько унизительно для человека с такими амбициями, но Эли Оли Али не возражал. Совсем не возражал. Он был уверен в том, что за свое унижение будет вознагражден - так или иначе. Да и потом: разве Каска Далле хоть раз удавалось вот так приблизиться к царственным особам?
- Оман, - проговорил визирь, глаза которого от волнения разгорелись, долгие годы мы страшились того дня, когда твоей дочери наконец настанет черед выйти замуж. Но подумай головой! Когда принцессу заберет шейх Рашид, какие чувства испытает султан к этой жалкой провинции? Его гнев, которого мы всегда так боялись, обрушится не на нас, а на орды уабинов!
- Хасем, все же ты, по-моему, кое о чем забываешь!
У Эли Оли Али от волнения подрагивали усы. Он надеялся, что калиф вот-вот проговорится - что ему стоило проговориться в обществе какого-то лакея? Он, Эли Оли Али, - лакей? Глупости! Сводник мысленно вздохнул и мысленно же восславил чудодейственные свойства бражки. О, видел бы его сейчас Каска Далла!
А визирь продолжал развивать свою мысль:
- А если султан отнимет у Рашида драгоценный трофей, что тогда? Как только он раскроет тайну и проведает о том, что принцесса бестелесна, разве первым делом ему не придет в голову мысль о том, что она околдована злыми чарами Рашида? И тогда разве не разгневается он на уабинов вдвойне?
- Хасем, ну точно же, ты о чем-то все время забываешь!
- Ни о чем я не забываю, Оман! А вот ты размышляешь, забывая об обычаях уабинов. Рашид увезет принцессу далеко в пустыню прежде, чем позволит себе тронуть ее хотя бы пальцем. Разве ты не слышал, как он нынче вечером говорил о том, что намазывает свой детородный член особым бальзамом?
- Я подумал - это оттого, что у него оспа, - поежившись, неприязненно проворчал калиф.
- Ха! Этот бальзам предназначен для того, чтобы усмирять жар похоти, и Рашид должен пользоваться им до тех пор, пока не вернется в те земли, которые люди его племени почитают священными. Только посреди далеких западных пустошей он возжаждет обладать принцессой, а дотуда - несколько лун пути! Но задолго до этого за ним в погоню рванутся войска султана! О, у этой жалкой провинции не будет причин опасаться возвращения Рашида!
- Хасем, мне бы хотелось, чтобы ты перестал называть мое царство "жалкой провинцией". И все же я утверждаю: ты по-прежнему кое о чем забываешь, а забываешь ты вот о чем: я знаю, что Мерцалочка должна выйти замуж, но уж если она должна выйти замуж, то уж лучше бы за сынка моего братца, чем за этого грязного кочевника. О, неужели же нельзя ее воссоединить? - Маленький толстячок, расчувствовавшись, вцепился в свой тюрбан, рывком отмотал полосу ткани. - Будь он проклят, будь проклят этот злобный прорицатель! Хасем, должен быть какой-то способ!
- Не говори глупостей, Оман! Разве мы не искали его, разве не молились? Разве не молились еще и еще, разве снова не предпринимали поисков? Джинн Джафир исчез. Мы испробовали все средства для того, чтобы твоя дочь снова стала целой, единой, но все было тщетно. Ничего нельзя поделать, а если и можно было бы, тогда что? Как нам уберечь ее от шейха Рашида? Если бы войско султана поспело сюда вовремя, тогда еще, пожалуй... Но нет, это вряд ли, Оман, вряд ли...
Калиф не слушал своего советника. Он глубоко задумался. Но вдруг его пухлую физиономию озарила счастливая улыбка.
- Погоди, погоди! Хасем! Шейх собирается устроить церемонию расторжения помолвки - верно же? Ну, чтобы узаконить свои притязания на Мерцалочку?
- При чем тут это? Он все равно ее увезет.
- Нет, но... Ведь для того, чтобы священная помолвка была расторгнута, должно быть три жениха, верно я говорю? Три! Таков закон, правда? И руку невесты получает тот, чей дар будет богаче!
- Оман, ты же прекрасно знаешь, что вся эта церемония - чистой воды спектакль. В роли еще двоих женихов выступят прихвостни Рашида. И разве не намекал он уже на то, что его дар будет столь прекрасен, что те, кто его увидит, так и остолбенеют от изумления? И потом: любого иного, кто станет искать руки Мерцалочки, Рашид безжалостно убьет.
- Чепуху говоришь, Хасем! Он ведь истово набожен, верно? Разве мужчина, который обмазывает себя бальзамом, усмиряющим похоть, станет отвергать самые священные обычаи? Вот я и говорю: если появится кто-то еще, кто выскажет желание взять в жены Мерцалочку, она будет спасена от этого грязного уабина!
- Оман, ты плохо соображаешь. Давай-ка, отставь этот кубок с зельем забытья и скажи мне внятно: кто на свете решится выступить против Рашида Амр Рукра?
К этому времени Эли Оли Али был уже настолько заинтригован, что был готов броситься к калифу и визирю и объявить, что он, он готов стать этим человеком. Но сводник сдержался и закусил губу, а калиф торжественно объявил:
- Ты, Хасем!
- Оман, никогда!
- Подумай хорошенько, Хасем: что может знать какой-то жалкий уабин о роскошных дарах? К твоим услугам - вся моя сокровищница, так кто же сможет тягаться с тобой? А если никто не сможет - значит, победа будет за тобой и Мерцалочка останется с нами; и тогда у нас будет время, еще будет время до того, как султан...