— Ойли... — прохрипел Полти. — Ойли... отпусти меня!
Сводник презрительно оттолкнул Полти. Пламенноволосый эджландец попятился и налетел на зевак. Те, кого он задел, возмущенно развернулись, но, увидев, как сводник плюнул в бледное, испуганное лицо чужеземца, радостно вскричали.
Видимо, они решили, что этот плевок — проявление возмущения набожного человека.
— И не смей называть меня «Ойли». Много я с чем мирился, пока у тебя были деньги и власть! Полюбуйся на себя теперь! Полюбуйся!
— Стой, воришка!
Остановиться? Ни за что!
Сколько бы раз ни звучали подобные окрики, все было бесполезно. Приплясывая и хохоча, подбрасывая в воздух туго набитый кошель, мальчишка в набедренной повязке убежал прочь. Кругом гомонил народ. Воздух пропитался волнением. Стражники думали только о том, как сдержать толпу.
«Поддеры» нашли здесь рай, где созрела масса плодов, только и ждавших, чтобы их сорвали.
— Эй! — Рыба развернулся. Чья-то рука ловко выхватила у него только что украденный им кошель.
Его обдало зловонным дыханием.
— Сыр! А ну отдай!
— Не поймаешь!
— Да, не поймаю?
Сыр бросился наутек, Рыба — за ним. Сыр затесался в толпу, и Рыба не смог к нему протолкаться. Со всех сторон его окружили люди. Крики, гомон... Но вот громче криков и гомона зазвучало пение рогов.
То были церемониальные фанфары!
Значит, на дорогу к Святилищу ступил Султан!
Толпа повалила вперед, ближе к дороге.
Рыба выкрикнул:
— Губач!
— Рыба! Сыр! Сюда!
«Поддеры» наконец оказались втроем.
— Тесновато тут становится, — прокричал Губач. — Скоро уж ни рукой, ни ногой не пошевелить будет.
— Ну, тебе-то особенно, Губач, — осклабился Рыба.
— Надо вон на ту крышу забраться! — сказал Сыр. — Фаха уже там, и Аист тоже.
— Пошли!
Только Рыба замешкался. На его плечо легла чья-то тяжелая рука. Послышались визгливые голоса.
— Он украл этот кошель!
— Грязный маленький воришка!
— В Священном Городе!
— В такую ночь!
Рыба вырывался, кусался, царапался.
— Стой, ворюга!
Чтобы он остановился? Ни за что!
А когда из-под земли послышался грохот, через несколько мгновений, Рыба уже исчез следом за другими «поддерами». Верно, грохот из-под земли слышался и раньше, но никто не ожидал, что он прозвучит именно сейчас, когда по ступеням рубиновой лестницы величественно всходили имамы. Звук, подобный раскату грома, наполнил ночь, но этот страшный, зловещий гром звучал из-под земли, а не с небес. Земля содрогнулась под церемониальной дорогой. Казалось, какое-то громадное чудовище пытается вырваться на волю из глубины недр. Начали выпадать камни из стен, которыми была ограждена дорога. На толпу посыпались горящие факелы.
Но все быстро стихло. За считанные мгновения был восстановлен порядок: стражники оттеснили в стороны людей, в страхе выбежавших на дорогу. Паломники раскричались. Некоторые пали замертво. Другие обожглись, у третьих текла кровь. Многие упали ниц и в страхе бормотали слова о Священном Пламени, о его нетерпении, о его зависти, о его таинственной силе.
Во время всеобщей сумятицы произошло одно любопытное происшествие. Как только послышался подземный рокот, двое имамов, дряхлые старики, упали с рубиновых ступеней, задев факел. Факел погас, и в наступившей темноте к старикам бросились двое незнакомцев. Они действовали грубо и решительно.
— Ойли! Быстрее! Вот он, наш счастливый случай!
Через несколько мгновений недостающие имамы заняли свое место на ступенях. Капюшоны церемониальных мантий плотно закрывали их лица. Из-под капюшона первого из них послышался шепот:
— Майор-господин, ты же понимаешь, это я все просто так болтал?
А из-под капюшона второго донеслось:
— Понимаю, Ойли, понимаю!
А беспомощные жертвы их нападения уже истекали кровью под ногами стремившихся занять место ближе к дороге паломников.
О землетрясении быстро забыли — по крайней мере забыло большинство присутствовавших на торжестве, — как только на церемониальную дорогу ступил султан Калед.
Глаза владыки Унанга яростно сверкали в круглых прорезях шипастой маски. Человек, называвший себя Султаном Луны и Звезд, смотрел вперед на широкую, покрытую трещинами дорогу и не думал ни о тех, кто только что погиб, ни о разрушениях, ни о стонах раненых. С колонн, возвышавшихся над ним, еще падали осколки камня и самоцветы, еще не осела пыль, но все это было Каледу безразлично. Он видел только далекую, ярко освещенную арку дворцовых ворот, горящую подобно входу в иной мир. В этой арке появились носилки, на которых восседала прекрасная принцесса, чье лицо скрывала чадра. По обе стороны от нее шагали брат калифа, маленький толстяк, и его высокий, худощавый визирь.
Сердце Каледа билось взволнованно, часто. У него за спиной выстроились молчаливыми рядами имамы в мантиях с капюшонами, высокородные гости и приближенные. Кем они все были, как не никчемными букашками? Чем они отличались от простолюдинов-паломников, что столпились у дороги, стеная и крича? Он был выше их всех, но когда закончится эта ночь, он станет выше всего мира! Он станет равным богам! Даже теперь ему казалось, что он ощущает ту силу, ту власть, которая скоро станет принадлежать ему. Только тот, кто женится на Мерцающей Принцессе, имеет право обладать титулом, который он себе присвоил, стоя здесь, на этих самых рубиновых ступенях, десять солнцеворотов назад? Прекрасно, пусть так и будет! Этим человеком станет он!
А в это время двое «имамов», пользуясь тем, что их разговора не слышно за музыкой и криками толпы, шепотом переговаривались:
— Ойли?
— Майор-господин?
— Что нам теперь делать?
— Хм... Сейчас сюда доставят принцессу. Потом — мальчишку. Они по очереди произнесут свадебные клятвы, стоя на ступенях... потом распахнутся двери Святилища... а потом их отведут в брачные покои.
— В брачные, говоришь?
— Да, да, это то самое, про что ты думаешь. Их там запрут на всю ночь. А мы в это время будем совершать бдение в Святилище. Толпа останется здесь.
— Ойли?
— Майор-господин?
— А делать-то мы что будем?
Подобные вопросы Каледа не тревожили. Когда евнухи помогли принцессе спуститься с носилок, он еле удержался от того, чтобы не броситься к ней и не заключить ее в объятия. Будь оно проклято, это притворство! Однако процессия близилась к апогею. Еще несколько мгновений — и толпа падет ниц перед принцессой. Потом настанет время принцу присоединиться к ней.
Каледу мучительно хотелось расхохотаться в голос. Симонид, думал он, наверное, уже явился в покои принца, чтобы прервать его медитацию. Старик небось уже вопит от горя и рвет на себе бороду. Скоро, очень скоро придет весть о смерти Деа! Скоро, очень скоро султан обнимет невесту своего сына и поведет ее в брачные покои! Сердце Каледа радостно забилось, когда принцесса заняла место рядом с ним. Паломники начали кланяться и бормотать молитвы.
А за спиной у принцессы слышались другие бормотания.
— Раджал?
— Арон?
— Что же нам теперь делать?
— Хм. Давай подумаем. Мы будем участвовать в бдении. Ката тем временем будет находиться наверху, в брачных покоях, где ей предстоит отбиваться от принца. Ну или... На заре верховный имам выведет их из брачных покоев... и поведет к Пламени... Там они должны будут, наверное, поклониться богу огня. А потом снова выйдут сюда. И тогда настанет час всеобщего ликования.