«Пусть я их и не люблю, — говорила Лале, смотря на гиацинты, — без них сад не так красив».
Поэтому на её могиле посадят по цветку. А гроб поставят в тюрбе с гробом шехзаде Хасаном. Как Лале сказала однажды Ирине, о ней не напишут в истории. Она не жена султана Мехмеда, она неизвестная наложница шехзаде Хасана. Мир ей и покой.
После похорон Раду отправился в Валахию вместе с новым портретом. Он женился, у него родилась дочь. Но правитель из него был никудышный: он то занимал трон, то терял его. Жена и дочь в итоге стали заложницами врага, Штефана Великого, того самого, кому Влад помог занять трон Молдавии. А Раду пропал без вести после тысяча четыреста семьдесят пятого года. И портрет вместе с ним. Известно только, что он ненавидел его. Знатно выпив, он долго бормотал: «Сестрица всех видит лучше, чем они есть…»
Зара стала свободной девушкой, вернулась на родину и учила детей грамоте. Рассказывала разные смешные истории о гареме. И учила, что люди везде разные, но в то же время одинаковые:
— И в сердце турка может жить печаль и скорбь по близкому, и мы в один день можем стать подобны дьяволу, не щадя никого на своём пути, — правда, потом приходилось объяснять, почему турки захватывают чужие земли. А из этих объяснений возникали другие вопросы… пожалела ли Зара о своём выборе? Ничуть! Позволит Всевышний, на её глазах вырастут учёные мужи, которые откроют множество тайн этого мира.
Шахи-хатун вернулась во дворец в Эдирне, сколько бы Дайе ни уговаривала остаться. Бродя по родным коридорам, она вспоминала свою жизнь. Но большую часть проводила у могилы воспитанницы.
Аслан же, поговорив с Нурай, попросил султана отправить его подальше от столицы. Нужно начать жить заново, по-иному, без воспоминаний о Лале, о Владе, о той ночи. Они покинули Стамбул и отправились в Амасью. Возможно, Аслан единственный, кто в покое дожил отмеренный век. Никто не интересовался. Ничего их не связывало.
Мехмед, который женился на Лале, чтобы уравнять шансы наследников, так и не издал при её жизни указа о престолонаследии. Теперь же ему ничего не мешало. А матери его сыновей пришли в неописуемый ужас. Так как новый закон гласил: «И кому из сыновей моих достанется султанат, во имя всеобщего блага допустимо умерщвление родных братьев. Это поддержано и большинством улемов. Пусть они действуют в соответствии с этим». И только Эмине смогла успокоиться: возможно, благословение Лале-султан воистину защитит её сына, и он продолжит род османов.
Так оно и случилось: шехзаде Баязид взошёл на трон после смерти отца. И умертвил своих братьев. Только не с кем ему было поговорить об этом: одни радовались, другие критиковали. Особенно родная мать!..
†††
Что же стало с портретами? Аслан давным-давно отдал их ходжам Димитрису. Именно у него Влад заберёт шесть портретов: рано погибший Хасан, несчастная Сафие-хатун, юный он, возмужавший Аслан, Мехмед, обративший Константинополь в Стамбул, и угасающая на глазах Лале. Ходжам берёг их с великой любовью, но так и не получив возможности покинуть Османскую Империю, замазал все новым веществом. Для чего? Чтобы не в ближайшем, но далёком будущем у этих работ была надежда показаться миру.
А где же седьмая картина? Кто её спрятал? Где и когда? Лале унесла эту тайну с собой в могилу. Мехмед от Тамары узнал лишь одно: трое в странной одежде, девушка похожа на госпожу, а один из мужчин на Аслана-пашу. Кто же другой? Тамара Влада никогда не видела! Но стоило падишаху описать Дракула, как хатун спешно кивнула. Очень похож! Но что именно было изображено? Тамара пожимала плечами: она видела лишь лица, и сама не понимает, когда госпожа закончила рисовать.
И только старая гадалка кряхтела, посматривая на сундук с картиной. Госпожа совсем не пощадила её! Не дай Аллах, узнают люди! Но у неё ещё есть время, чтобы избавиться от разрисованной ткани. Потому что никому-ничего-не-обещала!
†††
Тысяча пятьсот двадцать пятый год. Амасья.
Старый дом за городом, спрятанный от людских взоров за небольшим садом. Здесь всё кажется таким родным. Если присмотреться внимательно, кто-то старался возродить воспоминания. Самое старое дерево находилось у пруда, оно раскидывало свои широкие ветви, готовая спрятать кого угодно. Даже с дороги к дому видно! Кажется, такое росло недалеко от домика Хюмы-хатун. А посмотреть под ноги — дорожка из того же камня!
— Кто вы такой? — на пороге показалась девушка, она прикрывала лицо платком. Но эти зелёные глаза… внучка?
— Мне нужно увидеться со старым пашой, — люди, которые просят у Аслана помощи, так называют его. И этому мужчине посоветовали: шанс, что впустят, выше. Девушка окинула его оценивающим взглядом.
— Не похоже, что вам нужна помощь. Уходите! — бурные эмоции хорошо ощутимы. Беспокоится — такой хороший ребёнок.
— Да, мне помощь не нужна, я от его старого друга, — хорошая попытка!
— Все друзья деда уже мертвы, поэтому уходите подобру-поздорову… — интересно было бы послушать её угрозы, но раздался стук в окно. Девушка спустилась с крыльца и посмотрела в одно из окон второго этажа. Он тоже хотел, но не стал: сейчас увидятся. Хатун повернулась к нему, склонив голову: — Вам повезло, — и поторопилась в дом, в отличие от незваного гостя. Тот даже по лестнице не торопился подниматься. Осматривал дом: ничего необычного нет, но в духе огненноволосого паши!
Он зашёл в комнату за девушкой и увидел перед окном старика, подглядывающего из-за шторки за происходящим на улице. Длинные седые волосы, сгорбленная спина. Время не пощадило его.
— Что-нибудь нужно? — поинтересовалась девушка.
— Займись кустом белых роз, Лале, — гость почувствовал её негодование: как дедушка может оставаться с этим незнакомцем наедине. А если его приход ничего хорошего не предвещает?
— Но… — провальная попытка возразить.
— Иди, — голос слаб, но будто рычит. Лале, сжав кулаки, с подозрением посмотрела на гостя и только потом вышла.
— Лале? — кто дал ей это имя?
— Нурай хотела дожить до появления внучки и назвать ту Лале. Не дожила, но я дал такое имя, — Аслан неторопливо обернулся. Его морщинистое лицо не выражало никаких эмоций. — Мне скоро девяносто пять, я угасаю, как и положено старикам, а ты… — опираясь на спинку дивана, он встал.
— Да, я не изменился, но это не важно, — данная ему сила может позволить даже больше тысячи лет. Главное, хорошо прятаться среди людей. Только вот смысла он не видел.
— Не важно?! — Аслан взмахнул кулаками. — Не важно?! Влад, для всех ты полвека мёртв и вдруг появляешься здесь, когда я хочу спокойно умереть! — да, он знает, что разбередил старые раны.
— Но разве в таком саду можно спокойно умереть? — он ведь копия из их прошлого.
— Я вспоминаю юность, а не то, что после, — друг, старик, сделал короткий шаг в сторону стола, на котором стоял кувшин и стакан. Влад хотел подойти и помочь, но Аслан вскинул руку: — Я не настолько немощен, чтобы подавать мне воду, — наполнил стакан и неторопливо осушил его. Влад молчал.
— Я бы не стал тревожить тебя, но… — забылся, наблюдая, как Аслан дрожащими руками ставит стакан. Да, теперь его руки трясутся.
— Дай угадаю, картины? — Аслан обернулся даже слишком резво. Его глаза на миг словно засмеялись. Он пригрозил Владу пальцем: — У меня их нет, — почему он спросил именно о картинах? Это единственное, что могло остаться от Лале. — Я передал их Димитрису, — и опустил голову.
— Седьмая, есть седьмая, он сказал, ты… — Влад всё же подошёл к другу.
— Ничего я не обещал, искал, но в один момент остановился, — ради семьи не стоило так рисковать. Даже иголку в стоге сена было бы найти проще, чем какой-то портрет в этом государстве. Аслан закашлял, сгорбившись ещё сильнее.
— Аслан? — Влад взял его под руку.
— Нормально, это нормально, — старый друг повёл его к окну. Внучка подрезала куст роз. — Говорили, тебя убили. А ты просто исчез?.. — Аслан поднял голову, чтобы заглянуть в его глаза. Старые, почти слепые глаза, сейчас они видели Дракула чётко. Видимо, Влада узнал по голосу, потому и впустил.