А этим троим было всё равно, что позади. Мчались, с азартом погоняя лошадей. Самая сильная лошадь, самый выносливый конь или самый шустрый — чей всадник сегодня окажется победителем? Гюзалик бежала поодаль, чтобы не попасть под чьи-то мощные копыта. Иногда громко лаяла.
— Кто проиграет, тот отмывает всех троих! — Лале вырвалась вперёд и погладила красавца, который ей достался на сегодня, Граната. Своего скакуна завести не получалось, не было той особой связи, как у Аслана с Гедже. Даже Владу приходилось время от времени менять лошадь. И хоть он был главным любимцем животных во дворце, именно Лале могла сказать, кто сегодня её друг, а к кому лучше не подходить. Это было странно, но она гордилась этим.
Наказание за проигрыш всегда определяла Лале до соревнования или после. Но отмывать скакунов приходилось раз в месяц, а тут и двух недель не прошло. Аслану такой расклад совсем не по душе. Но и Влад не отставал. Гюзалик залаяла и постаралась догнать и обогнать хозяйку.
Но Лале не обращала внимания, смотрела на дорогу. Только одного прыжка зайцу хватило, чтобы оказаться на её пути. Конь встал на дыбы, и девушка поспешила прижаться к нему.
— Тихо, хороший мой, тихо! — наконец-то конь встал на все четыре ноги. Злосчастного зайца уже не было. Аслан нагнал и обогнал её, успев только оглянуться. Но Лале была в порядке. А выскочившее на дорогу мелкое животное — непредвиденное обстоятельство. Конь топтался на месте, пока девушка пыталась восстановить дыхание. Нагнавший её Влад притормозил.
— Лале? — он оглянулся: никого. И протянул ей руку, девушка ухватилась за неё. Гюзалик гавкнула один раз, но под недовольным взглядом парня замолкла, прижав голову к груди.
— Просто заяц выскочил не вовремя, а он, — она посмотрела на коня, — перепугался. И я с ним, — чуть крепче сжав тёплую ладонь, Лале поспешила отпустить Влада. Он посмотрел вперёд и улыбнулся:
— Думаю, сегодня можно и проиграть, — Лале наклонила голову, стараясь заглянуть в его глаза. Он сощурился, но улыбаться не перестал.
— Тогда после занятий в конюшне? — тихо прозвучал вопрос. Влад кивнул. И Лале погнала коня вперёд, Гюзалик, глянув на него, побежала за хозяйкой. Конь Влада заржал с недовольством.
— Ну и пусть, — от проигрыша можно получить куда больше, чем от победы.
†††
Почти два года назад, после скромного воссоединения друзей, портрет Раду пропал. Однако похититель не выдал себя. Не выдал Лале. Девушка так перенервничала, что рассказала всё Заре, а их удачно подслушала Шахи-хатун. Да как начала выпытывать, не рисовала ли Лале кого-нибудь ещё. Портрет Хасана был страшной тайной троих: её, ходжам Димитриса и Сафие-хатун. Лале и дальше собиралась скрывать его. Но про свой сказала, иначе бы наставница не поверила. А потому вместе с Зарой Лале сожгла его. И с тех пор портреты не рисовала. Не рвались они из души.
Ходжам Димитрис пытался поддержать талантливую художницу, но в душе был рад, что опасность не так велика. Некоторое время Лале сильно грустила. Даже Нурай, которая осталась в Эдирне, предложила ей небольшую авантюру: позвала гадалку. Конечно же, у Нурай в будущем всё будет хорошо. Только гордости надо поубавить — девушка фыркнула на это. Сафие получила очень туманный ответ на вопрос о своём суженном. Толковать можно по-разному, но о самом ужасном эта хатун старалась не думать. Даже Заре погадали. На скромную жизнь в уважении остальных. Было бы неплохо. Зара-хатун очень хотела остаться при Лале, а в будущем, если госпожа пожелает, выйти замуж.
Лале всё свою очередь отодвигала. Но вот осталась она одна. Женщина в старой одежде, обвешенная амулетами и мешочками с травами, сощурилась, поджав губы .
— Капни-ка крови, — и пододвинула к ней тарелку с каким-то отваром. Лале оглянулась на девушек: только Зара согласилась так сделать. И всё же, проявив отвагу, Лале проколола палец и капнула даже несколько капель, а потом зажала палец платком. Женщина всматривалась в растворяющуюся в отваре кровь, а потом посмотрела в глаза Лале — и снова в отвар. — Странные вещи я вижу, госпожа, — и повертела головой. Бубенцы на её платке зазвенели.
Девушки позади с интересом поглядывали. Храбрились, только Сафие опустила голову, словно хотела уйти. У неё одной всё непонятно, а теперь и у Лале.
— Вы как цветок, который медленно завянет. Вокруг, — гадалка прикрыла глаза и вдохнула шумно через нос, — тьма! Она исходит от белой ткани, разрисованной… семь рулонов вижу. Из-за них тебя ждёт дурной конец, враг, что стоит вдали от твоего света и прячется во тьме, желает поражения, отчаяния, опустошения, — она снова посмотрела в отвар и заговорила быстро-быстро: — Земли чужие вижу, нечестивые. Человек, что хранит тебя в сердце, похоронит ещё при жизни, как только стены златого града падут. Не встретишь его после, умрёшь в одиночестве, утопая в воспоминаниях… — она подскочила, схватила миску и побежала к камину, выплеснула всё на дрова. — Если это всё, — почему-то от неё повеяло испугом, как будто она увидела намного больше, чем рассказала, — я пойду, — и поспешила к дверям. Зара за ней: золото отдать.
Нурай и Сафие переглянулись, а затем подбежали к Лале, которая не сдвинулась с места. Разрисованная ткань… семь портретов? Враг во тьме желает поражения… златой град падёт. Единственный золотой город — Константинополь! И единственный, кто намерен его завоевать, — Мехмед.
— Лале, вставай, — Нурай и Сафие подхватили её под руки. Неужели та женщина что-то сделала?
Она ещё будет рисовать?
Много дней ушло, и Лале забыла о злосчастном пророчестве. Рисовать портреты больше не хотелось. Но что-то в душе поднимало бурю. Как будто близились перемены для всего мира. Думать о чём-то великом страшно, и Лале старалась просто жить. Жить и любить, поддерживать дядю и друзей. Старалась нести им только хорошее. Но всё чаще ей казалось: чем больше она прикладывает сил, тем быстрее приближается нечто плохое.
Аллах даёт, Аллах забирает. Какие испытания для них уготованы?
†††
Раньше Лале часто оглядывалась, когда шла в конюшни на встречу с Владом. То есть делала всё, что привлекает внимание. Но он ей объяснил, что так нельзя. И после она стала уверенней в себе, и ходила туда спокойно. А сегодня хотелось лететь! На улице людей оказалось мало, в самой конюшне только Влад. Лошади стояли спокойно, головы повернули в сторону девушки, а после снова принялись за сено. Влад, как и должен был, уже отмыл Гедже, Бояна, своего коня, и теперь принялся за Граната, того «хорошего», испугавшегося зайца.
Она не успела подойти, как Влад обернулся, услышал её тихие шаги. Их скромные улыбки. А, осмотрев наряд Лале, Влад вернулся к работе:
— Госпоже не пристало в грязи пачкаться, — она подошла к коню с другой стороны. Надо вывести его за конюшню и там мыть.
— А ещё госпожа не должна учиться в школе с мальчиками, ей нужно покрывать голову и вообще помалкивать, — Лале положила руки на спину коня, но тот только головой повёл в её сторону, фыркнул и продолжил стоять.
— Ух, какие мы сегодня злые, — Влад даже не посмотрел на неё, провёл руками по длинной гриве. — Надо обрезать, — Лале потянула к ней руку, погладила, а затем дотянулась до пальцев Влада. Он осмотрелся, а потом поспешил прильнуть к губам госпожи. Лёгкий, едва уловимый поцелуй. Рисковать нельзя. Расцепив руки, они повели коня на улицу. От помощи девушки отказались, ей оставалось только наблюдать.
В компании друг друга им было уютно и помолчать. Но Влад решил поговорить на запретную для них тему.