— Но они не успели пожениться, — кому-кому, а Аслану обратного не докажешь. Он знает, когда покойный шехзаде решился на подобный шаг. В тот же день и умер.
— Поэтому умнейшие мужи, уважив волю любимой племянницы Мурада, и ищут нужное решение, — горя их княжич не разделял. Однако и радоваться не спешил, просто интересно и весело стало жить в один момент; репутация султана Мехмеда, кажется, опускается до болота. А потом он ушёл, оставив двоих, задумавшихся.
— Лале, Лале, что ж ты делаешь… — Аслан вздохнул. — Возвращаемся? — до ужина можно было и отдохнуть.
— Ты иди, а я здесь пока буду, — пойдёт, по лесу прогуляется. Аслан ещё постоял немного, а затем ушёл, не стал давить на друга. Да и самому хотелось подумать в одиночестве, только признаваться не спешил.
†††
— Лале-хатун, а что значит носить траур? — оставить Раду во дворец Лале всё же удалось. Хотя понять, почему Мехмед согласился оставить мальчика на её заботу, она так и не смогла. Но сам Раду был довольно счастлив. И пока он тренировал письмо, Лале вышивала тюльпаны, символ династии.
— А почему ты спрашиваешь? — к таким вопросам девушка успела подготовиться морально. Она оторвалась от пялец и посмотрела на мальчика в ответ. Тот нахмурился — и как похож на Влада! Волосы, глаза, форма лица… но такой хорошенький! Сколько девичьих сердец пропадёт, когда он подрастёт?
— Я слышал, как Шахи-хатун жаловалась Дайе-хатун на тебя. Говорит, может, она с ума сошла? Траур? В её возрасте? — мальчик начал пародировать. И получилось отменно! Лале рассмеялась, стараясь запомнить его личико. Так хотелось нарисовать мальчугана. — А ещё она злилась, что ты написала об этом своему дяде… — он опустил голову, стыдясь. Хорошие дети ведь не подслушивают и не ябедничают. Лале отложила вышивку, подошла к нему и взяла на руки:
— Раду, ты такой храбрый львёнок, — она широко улыбнулась. — Спасибо, что рассказал, это очень важно для меня, — щёчки Раду покраснели, и он поспешил обнять госпожу.
— Так что это значит? — он всё ещё обнимал. Лале присела на кровать и пояснила:
— Когда близкий человек умирает, мы скорбим по нему, скучаем, тоскуем, — и получалось у неё хорошо. Он отпрянул от неё, и Лале посадила Раду так, чтобы они смотрели друг другу в глаза. — Понимаешь, Раду, пока вы с братом не приехали, здесь жил другой шехзаде, он хотел, чтобы я стала его женой. И знаешь, я тоже этого хотела, — она взяла в ладонь его ручку и стала перебирать пальчики. — Может, я не совсем правильно понимала это, однако очень хотела. Но шехзаде умер, оставил меня, а я, — ложь, большая и наглая ложь, но ведь Хасан хотел бы услышать что-то такое? Или он был бы рад, будь она с любимым человеком. Однако жизнь приняла иное решение… — я не хочу ни за кого другого. Буду теперь одна, но помнить его, — Раду опустил голову и уткнулся в девичье плечо.
— Одна-одна? До самой старости? — удивлённый шёпот, совсем не верит.
— Если дядя позволит, так тому и быть, —Лале остановилась, прежде чем поцеловать мальчик в макушку, но потом решилась.
— А мне разрешат с тобой остаться? — может, он и не говорил, но скучал по старшему брату. Пусть тот и отругал его перед отъездом. И не понимает ведь, за что. Что такого плохого в том, чтобы узнать это место получше? Даже Лале-хатун помогает ему!
— Я тебя так просто не отдам, хороший мой, — запнувшись, но назвала-таки. Может, поэтому Раду так быстро и привязался к ней.
†††
В Манисе султан Мурад старался жить спокойно, отдалившись от управления империей. Однако границы защищать продолжил. Поздравления с победой присылали все, но радостнее всего было читать письмо Лале. Да не оставит Аллах это светлое дитя. Однако, не успев получить поздравления, пришли другие письма. Мужчина не раз тяжело вздохнул. И не раз спросил верного помощника, как поступить. Но что тот мог предложить? Он верил: господин примет верное решение.
А в Эдирне Лале то запиралась в своей комнате, то сбегала в заброшенный домик. Шахи-хатун и Дайе-хатун всё реже ходили туда. Что́ только на руку самой Лале. Водить в домик она стала и Раду, но только иногда. Тот так любил играть с Гюзалик, а какой потом счастливой бегала вокруг сама собака! Только портрет не показывала. И наброски другого тоже скрывала. Димитрис очень переживал: ведь она приходила за тем чудесным составом. Портрет Хасана так просто не найдут, а вот судьба второго будет непредсказуема. Но художник ещё больше переживал потому, что видел огонь в глазах госпожи. На портрете маленького Раду ничего не закончится, а только начнётся. Но разве может этот слуга ей отказать?
И пока Лале пряталась от всего османского двора, даже с Сафие-хатун не виделась, в Манисе султан Мурад думал беспрерывно.
В своих покоях он, сгорбившись, сидел на кровати и перебирал чётки. Бусина за бусиной. Ох, как хотелось ему оказаться сейчас в Эдирне, в тюрбе. Отец не мог дать ответ за сына. Хасан… Сложившаяся ситуация пугала. Что же Мехмед учудил?
А ведь и он, Мурад II, хотел бы, чтобы племянница стала женой его приемника. Но заставлять её падишах не посмеет. Спрятав лицо в ладонях, несчастный отец воззвал к воле Всевышнего:
«О, Аллах, ведь мой сынок не пожелал бы такого для неё?»
Нет, Хасан бы не посмел. Но знай он о подобной ситуации, что мог бы посоветовать?
†††
— Ходжам Димитрис, — Лале поприветствовала учителя и, раз никого в мастерской не оказалось, поспешила передать записку. Она не спрашивала у грека, почему он так рискует, чтобы помочь ей, но не переставала думать о возможности отблагодарить его. Она передала письмо Владу: Раду здоров и весел, не отлынивает от учёбы и ведёт себя хорошо.
— Лале-хатун, решение вашего дяди уже известно? — мужчина спрятала вверенную ему записку и продолжил работу над новой картиной. Великий визирь хочет сделать подарок византийскому послу. Хрупкий мир в преддверии войны?
— Сегодня султан Мехмед пожелал, чтобы я со своей наставницей и Раду пообедали вместе с ним. Как сказала Шахи-хатун, пришло письмо из Манисы, — Лале поёжилась. Весна только вступала в силу. Но не холода погоды, а души заставляли её частенько вздрагивать.
— Неопределённость закончится, это хорошо, — грек кивнул своим мыслям, а затем осторожно спросил: — Письмо ведь юному Владу? Хотите передать что-нибудь ещё? — этот учитель так ценит юность. Лале чуть покраснела и заправила прядь за ухо.
— Не совсем понимаю вас, ходжам Димитрис, — девушка отвернулась, вопрос был явно лишним. И мужчина извинился.
— Я уверен, из Манисы вы получите поддержку. И шейхуль-ислам вместе с кадиями не станут возражать, — конечно, он мог и напутать в чинах, которые выносят решения по подобным вопросам. Но в целом прав. Лале улыбнулась учителю на прощание и отправилась за Раду, к встрече с падишахом всё же надо готовиться.
†††
Даже наряжаться не стала: Шахи-хатун всё сетовала и до последнего просила одуматься. Но вот теперь они сидят за столом и в молчании обедают с юным султаном. Тот смотрит с интересом, зло даже. Но Лале лишь дышит тише и спокойнее. Раду с любопытством поглядывает на каждого, исподлобья. Встречается взглядом с султаном и тут же прижимает голову к плечам, Мехмед смеётся.
— И не боишься смотреть на меня? — отпив шербета, Мехмед смотрит на выпрямившуюся Лале. Она тут же повернула голову к мальчишке.
— Нет, великий падишах, — наставницы, видя, что Мехмед нисколько не разозлился, рассмеялись. Шахи-хатун погладила мальчугана по голове.
— Вот видишь, дорогая сестра, даже этот раб не боится, а ты в мою сторону и головы не воротишь, — конечно, сейчас от этого никуда не деться. Лале подняла голову и с гордостью посмотрела в глаза падишаха.