Мурад видел, что извинения Лале Мехмеду не нужны. Упрямец, уже всё решил. Но и она отказалась от его извинений. Стоит ли спрашивать, как шехзаде истолковал сей поступок?
— Шехзаде, ты можешь идти готовиться к отъезду, завтра рано вставать, — лучше этому гордецу покинуть Эдирне, когда никто не увидит. Возможно, он думает, что лучше уехать среди бела дня. Почему «возможно»? Так и думает. Хорошо, если уедет позже, отец ничего не скажет. Тогда мальчишка поймёт его правоту.
Двери за ним закрылись. Дядя и племянница ещё немного посмотрели на них, а затем неуверенно друг на друга. Мурад отсел в сторону и похлопал рядом с собой. Лале присела, ноги ещё подводили. А за дверьми ждала Зара, которая помогает ей передвигаться по дворцу.
— Моя дорогая Лале, — лёгкий и родной поцелуй в лоб. — Ты могла умереть, неужели нисколько не злишься? Почему отпустила обидчика так легко? — положил руку на её плечо. И Лале поняла, как сильно скучала по этому человеку. Ведь он ей как отец.
— Я ведь ваша племянница, дядя Мурад. Если мир возможен, я предпочту его, — и это правда. Если враги предложат мир, Мурад на него согласится. Мужчина улыбнулся.
— И твой дядя горд за тебя, — но почему такой тяжкий вздох? — Я чувствую себя таким старым, а мне только сорок два года… видимо, невозможно быть полным сил, совершив столько ошибок, — взгляд в сторону балкона, двери открыты, а потому видны верхушки деревьев. Лале осторожно прильнула к нему, обняв руку, как в детстве. Шахи-хатун говорила, что дядя вовсе не желал трона. Но так сложилось, что он стал победителем, а не кто-то из его братьев. Аллах дал своё благословение, но ослеплённые братья погибли от чумы.
Лале никогда не заговаривала об этом. Но иногда, когда они проводили время вместе, а дядя глубоко задумывался, казалось, он думал о них. И о том, что не хотел править. И лучше бы эта участь постигла его. Но… как же собственные дети? Три сына так рано погибли, и всё равно они были благословением Всевышнего.
— Дядя, — вспомнились слова Хасана. Был ли он, или виденье, Лале не хотела мучиться сомнениями. Ей нужно одно, — всё будет хорошо. Иншалла, шехзаде Мехмед станет достойным представителем рода османов, вы будете гордиться и им, — Мурад неодобрительно замычал. Лале поспешила встать и поклониться. Она расстроила его. Потому что подобралась слишком близко к наболевшему. Он отказался от этого ребёнка, который, само собой, не мог вырасти таким, каким бы хотел его видеть отец. И как таким гордиться?
— Я всё легко тебе прощаю, Лале. Но однажды меня не станет, и, будем надеется, твой сегодняшний поступок не позволит Мехмеду совершить зла, — Лале растерялась. Дядя так быстро сменил тему. Это не просто везение, султан дорожит ей очень сильно. И не стоило давить на больное, не просили ведь. — До того времени тебе бы выйти замуж, за человека, который сумеет защитить, — Лале растерялась ещё больше.
— Но траур… — Мурад сощурился: что не так?
— Да, я позволил тебе носить траур, но также разрешил отказаться от него, если ты сочтёшь нужным выйти замуж за того, кого выберешь сама. Я думаю, найдётся многих достойных молодых пашей, один из которых мог бы быть тебе по сердцу, — Лале опустила голову. Мусульманку за иноверца не отдадут.
— Я ещё ношу траур, — сглотнула. — И думаю, что человека достойнее, чем шехзаде Хасан, будет сложно отыскать, — уточнять, что мусульманина, она не стала. Такие намёки… не стоит так дерзить, даже родственнице султана.
Мурад понял, что об этом девушка не знала. И могла бы не узнать, если бы он не посчитал нужным напомнить. Снова покачал головой: Мехмед, Мехмед… а ведь в будущем он снова откажется от трона в его пользу. И больше не вернётся. И что же сделает этот ребёнок? Как ни странное, многое. И великое.
†††
Мурад отпустил племянницу только к вечеру. Расспрашивал обо всём: что слышала, что видела, что изучила, что на душе. Лале не могла не радовать: растёт, становится мудрее, хорошеет. Уже во многом лучше своей матери.
Лале покинула покои султана и сильно удивилась, увидев Зару. Та ждала её до сих пор.
— Зара-хатун? Ты должно быть устала, — но девушка подставила свою руку, позволив госпоже ухватиться.
— Подышим свежим воздухом, нагуляем аппетит перед ужином? — Лале неохотно кивнула. Она не хотела говорить в стенах, за которыми мог кто-то прятаться и подслушивать. И только после того, как они вышли, девушка снова спросила: — С Раду всё будет в порядке? — до того, как пойти к султану, Лале попросила привести мальчика, чтобы спокойно поговорить о случившемся. Раду честно рассказал, как поверил словам шезхаде: «Подольёшь ей это в питьё, и Лале-хатун подобреет ко мне, мы подружимся, и никакой вины ты чувствовать не будешь». И конечно она поспешила объяснить всё дяде. «Я знаю», — прозвучало так снисходительно. Мурад дал слово, что не накажет мальчика. Но это в последний раз. Лале повторила слово в слово.
— Так что одной заботой меньше. Кстати, о Раду. Он теперь с Владом? — Зара тут же кивнула.
— Так правильнее, Лале-хатун, — и улыбнулась для пущей убедительности.
— И всё же меня беспокоит Мехмед. Что он успел внушить ему, что Раду так послушно исполнил его волю, — она наклонилась и прошептала тихо-тихо. Зара осторожно оглянулась.
— Пустое, Лале-хатун, Раду ребёнок. И теперь шехзаде будет в Манисе. Его влияние на мальчика пройдёт, — а в саду спокойно. У одной из развилок они остановились. Лале попросила пойти подготовить ужин: до домика Хюмы-хатун как-нибудь дойдёт. По словам Зары, Гюзалик кормили. Но нужно проведать и её!
Извинившись перед своим убежищем за долгое отсутствие, Лале опёрлась о стену и пошла вдоль неё. Дворик всё такой же заросший, тихий. Красивый.
— Ты должна быть более осмотрительной, — от неожиданности девушка схватилась за сердце. Голос раздался справа, но отскакивать ей некуда. Позади стена, а отойти чуть влево — упадёшь. Хорошо, хоть не закричала. А ему весело!
— Влад? — он изменился, повзрослел. Подрос, определенно стал сильнее, мужественнее. Два года ведь прошло. И голос… изменился. Так и должно быть, но почему-то Лале забыла об этом. Теперь он звучал… глубже, приятнее, увереннее.
— А что, тут появился кто-то похожий на меня? — Гюзалик, стоящая возле него, гавкнула, словно услышала нечто возмутительное. Он наклонился и почесал ей за ухом. А затем снова выпрямился. По правде, ни разу не представлял день их воссоединения. Но вот стоять вблизи и смотреть на неё — достаточно.
И как долго ты будешь довольствоваться этим, Влад из рода Дракула?
— Нет, таких точно не будет, — Лале засмеялась, проронив несколько слезинок. Гюзалик подбежала к ней, забегала вокруг. И оба виновато опустили головы. — Точно! — Лале направилась к своему тайнику. Влад, убедившись, что никого по близости быть не может, велел Гюзалик сидеть. Верный друг не подведёт и даст знать о чужом приближении. Хозяин может спокойно пойти за хозяйкой.
— Вот, — уверенными движениями (за два года наловчилась) Лале достала небольшой портрет Раду и показала его. Влад удивился, от картины нелегко оторвать взгляд. И пока он смотрел на изображение своего брата, Лале изучала его лицо. И всё же глаза выделялись по-своему. По-прежнему яркие, чистые. Он посмотрел на неё, чтобы сказать, что это опасно! Рисовать лица нельзя! Кто… а, да, она уже осмелилась. Но Влад запнулся. Чуть покраснев, она смотрела в его глаза.
— Лале? — уши его тут же покраснели, и щёки немного. Возможно, она ищет одобрения, или поддержки, и только он неправильно понял.
— Да? — девушка подалась чуть вперёд. Одна картина разделяла их.