Нурай и Сафие переглянулись, а затем подбежали к Лале, которая не сдвинулась с места. Разрисованная ткань… семь портретов? Враг во тьме желает поражения… златой град падёт. Единственный золотой город — Константинополь! И единственный, кто намерен его завоевать, — Мехмед.
— Лале, вставай, — Нурай и Сафие подхватили её под руки. Неужели та женщина что-то сделала?
Она ещё будет рисовать?
Много дней ушло, и Лале забыла о злосчастном пророчестве. Рисовать портреты больше не хотелось. Но что-то в душе поднимало бурю. Как будто близились перемены для всего мира. Думать о чём-то великом страшно, и Лале старалась просто жить. Жить и любить, поддерживать дядю и друзей. Старалась нести им только хорошее. Но всё чаще ей казалось: чем больше она прикладывает сил, тем быстрее приближается нечто плохое.
Аллах даёт, Аллах забирает. Какие испытания для них уготованы?
†††
Раньше Лале часто оглядывалась, когда шла в конюшни на встречу с Владом. То есть делала всё, что привлекает внимание. Но он ей объяснил, что так нельзя. И после она стала уверенней в себе, и ходила туда спокойно. А сегодня хотелось лететь! На улице людей оказалось мало, в самой конюшне только Влад. Лошади стояли спокойно, головы повернули в сторону девушки, а после снова принялись за сено. Влад, как и должен был, уже отмыл Гедже, Бояна, своего коня, и теперь принялся за Граната, того «хорошего», испугавшегося зайца.
Она не успела подойти, как Влад обернулся, услышал её тихие шаги. Их скромные улыбки. А, осмотрев наряд Лале, Влад вернулся к работе:
— Госпоже не пристало в грязи пачкаться, — она подошла к коню с другой стороны. Надо вывести его за конюшню и там мыть.
— А ещё госпожа не должна учиться в школе с мальчиками, ей нужно прикрывать голову и вообще помалкивать, — Лале положила руки на спину коня, но тот только головой повёл в её сторону, фыркнул и продолжил стоять.
— Ух, какие мы сегодня злые, — Влад даже не посмотрел на неё, провёл руками по длинной гриве. — Надо обрезать, — Лале потянула к ней руку, погладила, а затем дотянулась до пальцев Влада. Он осмотрелся, а потом поспешил прильнуть к губам госпожи. Лёгкий, едва уловимый поцелуй. Рисковать нельзя. Расцепив руки, они повели коня на улицу. От помощи девушки отказались, ей оставалось только наблюдать.
В компании друг друга им было уютно и помолчать. Но Влад решил поговорить на запретную для них тему.
— Сегодня ходжам Мустафа снова предлагал нам, — то есть юным аристократам из вассальных государств, — подумать о принятии ислама. Учёные мужи говорят, что пора раздавать должности по заслугам, а в дворцовой школе обучается много талантов, — он сделал голос максимально похожим на учителя. Лале опустила голову. — Я решил подумать об этом… — Гранат послушно ждал, когда его вымоют. Но недовольно зафырчал, стоило Владу отложить мочалку.
— А как же Валахия? Я знаю, что ты хочешь вернуться и помочь своему княжеству добиться независимости, — даже если он готов отказаться от своей цели, Лале напомнит ему, поддержит.
— Наследник отца Мирча, не я, — он подошёл на расстоянии вытянутой руки.
— Когда-то Раду сказал, что править должен ты, — в ответ раздалось лишь удивлённое «о». Лале приподняла голову: кажется, ему смешно.
— Мама не считала, что Мирча способен править, я больше похож на нашего отца, — у старшего брата Влада действительно не было амбиций. Ах, Влад, именно поэтому… а впрочем, скоро узнаешь.
— Но если ты станешь здесь пашой, как ты добьёшься независимости? Ведь османам должен принадлежать весь мир, эта воля Аллаха и нашего предка Османа, — что значит, османы никогда не отступятся ни от какого клочка земли. Да что об этом говорить, когда Константинополь и Рим их самая большая мечта и главная цель? Влад сглотнул: иногда Лале чересчур упряма.
— Да, было бы проще, если бы дочь династии могла сменить веру и выйти за вассала, — и вернулся к коню. Пора заканчивать. А то ветер поднимается, не хватало ещё, что бы животное заболело из-за их тяжких разговоров. Лале снова опустила голову. Тупик.
«Земли чужие вижу, нечестивые. Человек, что хранит тебя в сердце, похоронит ещё при жизни, как только стены златого града падут. Не встретишь его после, умрёшь в одиночестве, утопая в воспоминаниях…»
Лале вздрогнула, и покрутилась на месте, оглядываясь. С чего бы ей сейчас вспомнить о словах старой женщины? Влад продолжал мыть коня, не заметив странностей. Почти закончил. Она переступила с ноги на ногу и шёпотом спросила:
— А если дядя не будет против? — чуть не выронив мочалку, Влад резко повернул к ней голову. Ясный и настойчивый взгляд Лале даже испугал.
— Ты?! — и он перешёл на шёпот. — Султан тебя любит, но не до такой степени, чтобы пойти против традиций, — и поспешил закончить с мытьём. Лале немного помолчала.
— Почему нет? Вот, например, Лале-хатун «умрёт», а в Валахии у тебя появится жена, такая же пленённая османами, например… назови какое-нибудь имя, — и всё шёпотом. Влад закончил, летнее тепло помогло быстро высушить коня. Гриву лучше обрезать в другой раз. Они зашли в конюшню, и всё это время Влад молчал. Лале начала нервничать. На улице уже не было слышно голосов. Считай, они здесь совершенно одни.
— Лале, не будь ты племянницей султана, я бы без раздумий согласился, — заперев стойло Граната, Влад подошёл к неё и осторожно взял ладони в свои. — Я очень рад, что ты так сильно доверяешь своему дяде. Но в лучшем случае он забудет об этом, в худшем — отдаст тебя за старого пашу, а моя голова полетит с плеч, — оба окажутся в проигрыше.
— Хорошо, я не говорю об этом, и буду всю жизнь одна. А что насчёт тебя? — Лале отвела взгляд на открытые ворота конюшни. Влад улыбнулся: да быть не может, что она ревнует. Но она ревнует. Не только вам с Асланом страдать, юный Дракула!
— Боишься, что я женюсь на какой-нибудь валашской молодой княжне? — он притянул к губам её ладони и поцеловал каждую.
— Да, — его госпожа всегда честна, и это так приятно.
— Этого не будет, — он лучше поддержит брата и останется один на всю жизнь.
— Правда? — Лале подошла непозволительно близко. Всегда именно она делала подобный шаг, начиная с тюрбе, заканчивая этой конюшней.
— Правда, — он не мог не обнять её сейчас, когда она так нуждается в этом.
— Дурак, — Лале уткнулась лбом ему в грудь. Макушка почти доставала подбородок. Бриллиантовая тиара, которую Лале почти никогда не снимала, впилась в шею. — Если так случится, то я буду рада, заведи ты семью, — слова прозвучали неохотно, тяжело произнести нечто подобное любимому человеку. Но на подобную искренность была способна только она!
— А если я попрошу о том же? — и поцеловал в макушку. Сегодня прямо день поцелуев; нельзя упускать такую возможность побыть вместе.
— Нет, — она тут же отошла от него и осторожно вытерла глаза.
— Ты же… Лале, не плачь, — но подойти девушка не дала, выставила руку вперёд.
— Я не плачу, не буду плакать, — тиара немного съехала на бок. Но сейчас не до украшения.
«Человек, что хранит тебя в сердце, похоронит ещё при жизни, как только стены златого града падут. Не встретишь его после, умрёшь в одиночестве, утопая в воспоминаниях…»