Мужчины Дофара, в свою очередь, внимательно следили за своими усами и бородами. Усы аккуратно подрезали и даже сбривали. Но вот бороды холили и содержали в порядке. Лишиться бороды в Аравии считалось позором. Такую процедуру непременно совершали над поверженным в бою и захваченным в плен противником. Борода являлась настолько важным аксессуаром костюма бедуина, что лишавшийся ее мужчина становился посмешищем в глазах соплеменников. Поэтому сторонился людей, и ни в коем случае не появлялся на рынках, пока не отрастала новая. Волосами своей бороды, так же, к слову, как и своим верблюдом, в Аравии клялись. И клятву эту, надо сказать, держали крепко. Что касается волос на голове, то во многих племенах Дофара их вообще никогда не стригли, а скрепляли головными лентами. Бытовало поверье, что мужчину, лишившегося своих волос, ожидают горести и несчастья[56].
Повсеместно в Омане вообще и в Дофаре в частности исполнялся обычай обрезания: у мужчин – при достижении половой зрелости, а у женщин – при рождении. И если у женщин Северного Омана обрезали только верхнюю часть клитора, то у женщин Дофара его вырезали полностью.
Не так как в Европе, а с точностью наоборот, приветствовали друг друга в Дофаре мужчины и женщины. Встречаясь на улицах, женщины здоровались друг с другом за руку, как мужчины в Европе. А те свидетельствовали свое почтение друг к другу поцелуем в левую щеку, положив, правда, при этом левую руку на правое плечо. С мужчинами своего семейно-родового клана женщины здоровались легким касанием пальцев их рук[57].
Женщины в Дофаре, по наблюдениям Бертрама Томаса, были более свободными, чем где бы то ни было в других частях Омана. Во время работ, к примеру, на полях или в садах им даже разрешалось петь, за что в других районах Омана их могли побить. Несмотря на свободу, которой они пользовались, замечает Бертрам Томас, адюльтеры и внебрачные отношения женщин с мужчинами в Дофаре случались крайне редко.
В северных частях Омана, если женщина совершала прелюбодеяние, то ее могли убить, ибо такой поступок, согласно обычаям предков, марал честь и достоинство семьи и рода. Наказание блудницы исполняли либо ее отец, либо братья. При этом мужчина, что интересно, соблазнивший женщину, никакой ответственности не нес.
В Дофаре все было иначе. Девушку, уличенную в прелюбодеянии, из племени изгоняли. Покровительства и защиты своего племени она лишалась, раз и навсегда. Соблазнителя девушки полагалось убить, либо взыскать с него за то, что он совершил, – овцами и верблюдами.
Дойкой домашнего скота, а в некоторых племенах Дофара даже и приготовлением пищи, занимались мужчины. Обязанности жены сводились к выпасу скота, сбору хвороста для очага, доставке воды в дом, пряже тканий, изготовлению рогожек, уборке жилища и воспитанию детей.
Дофарцы, отмечает Бертрам Томас, были людьми очень суеверными. Верили в джиннов и духов, в силу оберегов и заклинаний. В целях умилостивления грехов совершали жертвоприношения. Бытовало поверье, что половину своих коров мужчина непременно должен был принести в жертву – во спасение его души после смерти[58]. Дабы уберечь себя, свой скот и урожай от «глаза дьявола» дофарцы воскуривали благовония. Перед жатвой забивали коров; кровью их окрапляли землю, а куски мяса разбрасывали по полям, – чтобы и в следующем году земля дала им урожай[59]. Потерю животными молока относили к «козням дьявола». Чтобы они поправились, окуривали головы животных благовониями. Делали это на рассвете или при заходе солнца. Когда дофарец строил дом, то непременно вколачивал в его углы 4 длинных гвоздя. Так, согласно поверью, он мог защитить жилище от «глаза дьявола». По завершении работ, чтобы стены дома стояли долго, совершал жертвоприношение – забивал овечку; и делал это на пороге его нового жилища[60].
Человек, подозревавшийся в убийстве, но отрицавший это, проходил «испытание огнем». «Дознание» проводили между предрассветной и полуденной молитвами. Люди собирались у костра, разведенного на центральной площади поселения, и старейшина, поднеся лезвие клинка к огню, приказывал обвиняемому открыть рот и высунуть язык. Затем одной рукой брал кончик его языка своим головным платком, а другой раскаленным лезвием клинка делал два молниеносных прикосновения к языку обвиняемого. Если по прошествии двух часов следы опухоли на его языке обнаруживались, то он признавался виновным. И в соответствии с традицией должен был быть «лишен жизни», либо же «выкупить жизнь» – в зависимости от желания тех, кто обвинял его в совершении убийства. Если же опухолей на языке не оказывалось, то обвиняемый признавался невиновным[61].
56
57