Зоня стремительно распахнула дверь и увидела Эвариста. Он был такой грустный, несчастный и смиренный, что своим видом обезоружил ее. У нее не хватило жестокости прогнать его.
— А, это вы, — воскликнула она, — вы! Входите!
— Вы ждали кого-то другого? — робко спросил юноша.
— Никого, — резко ответила девушка в новом приступе гнева. — А кого, вы думаете, я ждала?
— Не знаю, — ответил Эварист таким тоном, словно он и не хотел бы знать, однако догадывается.
Зоня смотрела на него подозрительно, что было дурным признаком — она чувствовала себя виноватой.
— У меня тут письмо от Мадзи, — сказал Эварист, доставая письмо, — потому я и осмелился прийти.
— Ах, опять письмо от Мадзи! — воскликнула Зоня, протягивая руку и хватая его. Этого быстрого движения было достаточно, чтобы юноша увидел на руке кольцо, — до сих пор она никогда колец не носила. Кольцо было сделано в виде золотой змейки, головку которой венчал крупный бриллиант. Зоня поняла, что Эварист мог заметить его, и быстро повернула кольцо сверкающей головкой к ладони. Это был еще один дурной признак, но Эваристу и так их хватало.
По лицу девушки он мог прочитать, какая перемена произошла в ее сердце. Она стала иным существом — словно алебастровая ваза, внутри которой горит свет.
Никогда еще она не казалась Эваристу такой женственной; раньше в ней было много детского, мальчишеского, студенческого, теперь в ней пробудилась женщина. Быть может, не каждый заметил бы разницу между прежней и новой Зоней, но разница была огромной; в Зоне, казалось, возникли новые силы, возникло чувство своего предназначения: она стала смелее и привлекательнее, чем когда бы то ни было, в ее движениях, в разговоре прорывалось если не кокетство, то инстинктивное желание нравиться. Это была все та же смелая Зоня и, однако, совершенно иная.
Чем больше приглядывался к ней Эварист, тем все более горько становилось ему, он чувствовал, что Зоня для него потеряна, и боялся, как бы она не потеряла самое себя.
— Письмо от Мадзи, — озабоченно вертя его в руках и вздыхая, повторила девушка, — я и на первое-то намучилась с ответом и, кажется, написала бедняжке все, что могла, так чего же еще она от меня хочет?
Она взглянула на Эвариста и по его лицу поняла, что он осуждает ее за равнодушие.
Эварист молчал.
Зоня, не распечатывая, бросила письмо на стол, поглядела в окно. Затем снова обернулась к юноше.
— Пожалуйста, присаживайся, мой избавитель, — промолвила она с легкой иронией.
— Если бы я мог им быть, — прошептал Эварист. Зоне почудилась в его ответе какая-то двусмысленность.
— От чего или от кого ты хотел бы меня спасти? — спросила она.
— От тебя самой, — осмелев, ответил юноша.
— Это что, загадка? Или же эта сумасбродка грозит мне какой-то опасностью?
Эварист ответил многозначительным взглядом.
Зоня повелительно указала ему на диван, и он принужден был сесть. Она стояла напротив, отделенная от него столом.
— Ну, так читай мне нотацию, только будь красноречив, потому что Зоня, — прибавила она, — это строптивая и упрямая особа. Итак, что она там натворила? Я слушаю.
Шутливая речь плохо скрывала ее растущее беспокойство.
— У меня нет никакого права читать нотации и поучать тебя, — сказал Эварист. — Моя назойливость объясняется лишь моей искренней привязанностью к тебе, Зоня. Я только назову одно имя — Зориан.
Лицо девушки вспыхнуло. До этого она смело глядела в глаза кузену, теперь же потупилась, подняла руку и в задумчивости стала машинально разглядывать свое кольцо.
— Зориан! — повторила она. — Что же вы думаете о нем и обо мне?
— Зориан влюблен в тебя, и об этом все знают, — сказал Эварист.
Разговор прервался. Наступило долгое молчание. Зоня продолжала рассматривать кольцо, поворачивая его на пальце.
— Ты говоришь, Зориан в меня влюблен… Так? — начала она медленно. — А если бы и я полюбила его? Что тогда? Разве я не имею права отдать свое сердце и себя тому, кто мне нравится? Я абсолютно свободна, никогда ничего от родных не требовала и никогда не буду требовать, но и командовать собой не позволю. Да, я совершенно свободна и если бы полюбила Зориана, — то что из этого следует, пан Эварист?
— Это было бы несчастьем! — воскликнул искренне испуганный юноша.
— Ты ошибаешься! — запальчиво прервала его Зоня. — Ошибаешься! О, это было бы наивысшим счастьем, это словно рождаешься заново. Любовь, теперь я это признаю, огромное, облагораживающее человека чувство… скрытый двигатель жизни… апофеоз…