— Верните мне моих деток!
И горестно ссутулился на груде книг и игрушек, обхватив голову руками.
— Видите? — спросил Время. — У него разрывается сердце. Неужели вы не попытаетесь ему помочь?
— Я бы с превеликой радостью. Но чем?
— Вот, — велел старик Время. — Слушайте.
Передо мной выросла его скорбная и суровая фигура, все такая же призрачная, хоть он и приблизился почти вплотную. Огонь в камине угас, а за окном занималась тусклая полоска зари.
— Прежний мир, к которому вы привыкли, — начал Время, — лежит в руинах. Но им — детям — об этом знать нельзя. Оградите их от жестокости, ужасов и ненависти, которая раздирает нынешний мир. Однажды он, — Время указал на горестно поникшего Санту, — поймет, что его дети, какими он их помнит, погибли не напрасно, что они пожертвовали собой во имя нового, лучшего мира для всего человечества, где о них будут хранить светлую память счастливые дети. Однако ныне живущих надо уберечь от злобы и ненависти, которые несет война. Они поймут и оценят потом. Не сейчас. Верните им веселое Рождество с его добротой и рождественскую благотворительность, и когда-нибудь снова наступит мир на земле и благоволение в человеках.
Он умолк. Его слова растворились во вздохах ветра.
Я поднял голову. Старик Время и Санта-Клаус исчезли. В камине теплился огонь, а за окном светало.
— Начнем, пожалуй, — пробормотал я. — Починим сломанную лошадку.