— А разве не противозаконно держать птиц в клетке?
— Надеюсь, что нет. Если той кипы удостоверений и свидетельств, что есть у моей матери, недостаточно, чтобы считать это законным, тогда я не желаю ничего об этом знать. И, между прочим, этот вольер размером с гараж всего на две машины. Мне это известно потому, что мы снесли старый гараж и использовали его фундамент.
Марджори выбралась из машины. Она чуть не споткнулась о пса, сидящего на дорожке и поднявшего переднюю лапу для пожатия.
— О, прости, — сказала она ему. — Ты, кажется, Максвелл? Ну и имечко для собаки. Впрочем, рада познакомиться. — Марджори нагнулась, чтобы пожать лапу, но пес, видимо, решил, что будет галантнее одарить ее поцелуем. Он поднялся на задние лапы, стараясь лизнуть ее в лицо. Марджори отскочила и попала в объятия Фрэнка.
Его руки обхватили ее за бедра, а спиной она, теряя равновесие, уперлась ему в грудь. Марджори показалось, что даже сквозь одежду она чувствует тепло его тела и едва различимый запах одеколона и мыла, исходивший от его кожи.
— Прости, — сказал Фрэнк. — Следовало предупредить тебя, что память у Максвелла на выполнение приказов намного короче, чем его шерсть. — Он помог Марджори выпрямиться, но не спешил отпустить ее.
Пес, склонив набок голову, в недоумении рассматривал девушку. Она с осторожностью потрепала его за ухом.
— Продолжай в том же духе, и преданней друга у тебя не будет, — поощрил ее Фрэнк. — Пойдем, я познакомлю тебя с мамой.
Марджори приготовилась к любому повороту событий, но кухня, куда он привел ее, оказалась чисто убранной и выглядела вполне обычно. На стенах были развешаны резные деревянные шкафчики, а широкие окна украшали нарядные занавески.
У огромного стола в центре кухни высокая худая женщина с морщинистым лицом склонилась над корзиной, держа в руке пипетку.
— А ну, давай-ка питаться, — решительно произнесла она и вытащила из корзины крохотный розовый комочек.
Марджори приблизилась.
— Это кролик?
— Когда-нибудь, если ему повезет, он им станет. — Женщина вставила в рот кролику пипетку и нажала на нее, затем положила животное обратно в корзину и повернулась к Марджори. — Итак, вы и есть та молодая особа, которая занимает мысли моего сына?
Марджори растерялась, не зная, как ей отвечать. Она бросила взгляд на Фрэнка, и ее немного удивило, что он слегка поджал губы. Но голос его, как обычно, звучал шутливо.
— Прошу знакомиться: Марджори Стоун — Барбара Макензи. Откуда эти кролики, мама?
— Их нашел один из соседей. Он косил траву на лужайке и наехал газонокосилкой на кроличью норку. Не знал, что делать с этими малышами, вот и принес их сюда.
Марджори заглянула в корзину.
— Каковы их шансы выжить?
— Весьма небольшие, — ответила Барбара. — Но если я их выхожу, то в следующем году в округе не останется ни травинки, и все соседи на меня ополчатся. — Тем не менее после этих слов Барбара Макензи вытащила из корзины одного за другим трех малышей и покормила их. — Ну-ка, Фрэнк, — сказала она, — подогрей закуску, а я вымою руки и присоединюсь к вам на веранде.
Фрэнк порылся в холодильнике и нашел поднос с закуской, напоминавшей по виду небольшие кусочки пиццы. Он сунул в духовку сковородку и взял Марджори под руку.
— Итак, мы получили необходимые указания, — прокомментировал он. — Между прочим, ты определенно прошла испытание. Не каждому удается получить от мамы приглашение на веранду.
Помещение, куда он провел ее, представляло из себя нечто среднее между кабинетом и террасой. Это довольно уютное пространство было забито самыми различными предметами. Повсюду лежали книги и стопки бумаг, лучи заходящего солнца играли на старинной мебели. В углу на мольберте стояла написанная акварелью незаконченная картина, а на подоконнике расположилась скульптура белки, выполненная настолько реалистично, что Марджори в жизни не приходилось видеть ничего подобного.
Она села на стул с закругленной спинкой.
— Твоя мать художница? — Марджори указала на картину.
— О, нет. Она просто считает, что акварель обладает лечебным действием. Следует возблагодарить небо, что хоть это у нее не всерьез, иначе весь дом оказался бы завешанным картинами.
Марджори подавила улыбку.
— Хочешь чего-нибудь выпить? — Фрэнк начал копаться в крохотном холодильнике, служившем, похоже, еще и столиком, придвинутым к креслу с высокой спинкой. — Лимонад? Холодный чай? Бокал вина?
— Пожалуй, чай. — Марджори окинула взглядом комнату. Забавно, но она готова была поклясться, что хвост скульптуры белки стал еще пушистее и поднялся выше…
Легким прыжком скульптура с подоконника перекочевала на плечо Фрэнка, а затем внутрь холодильника.
— Она живая! — воскликнула Марджори.
— Ей не долго осталось жить, если она будет себя так вести. — Руки Фрэнка быстро двигались внутри холодильника. — Ну, я тебе задам… — Наконец он поймал непослушное животное и, высоко подняв, начал бранить. Белка что-то сердито процокала, и он вернул ее на подоконник.
Марджори пыталась сдержать смех, но безуспешно. Белка оказалась первым из живых существ, преподавших Фрэнку Макензи урок, которого он заслуживал, и поэтому в глазах его оппонентки это животное было настоящим героем.
— Что тебя рассмешило? — спросил Фрэнк, ставя перед ней бокал холодного чая.
— Я подумала — веселое у тебя, наверное, было детство.
— Да уж. Другим детям приходилось довольствоваться плюшевыми зверюшками и резиновыми утками. У меня же были настоящие. Хотя один лебедь меня достал.
— Лебедь?
— Он повредил крыло, и, пока он не поправился, его поселили в ванной. Поэтому, чтобы помыться, его каждый раз приходилось извлекать оттуда. А он, разумеется, возражал.
— Восхитительно, — сказала Марджори.
Фрэнк усмехнулся.
— Но это принесло определенную пользу. Благодаря этому лебедю я стал чемпионом по чистке ванн. Но, вернувшись в Солт-Лейк-Сити, я первым делом установил еще одну ванну. И сказал матери, чтобы ничьей ноги, крыла или лапы там не было.
— А где ты жил раньше? И почему ты… — Марджори умолкла, заметив входящую в комнату мать Фрэнка со стеклянным блюдом в руках. За ней, принюхиваясь, трусил пес.
— Он так увлекся ухаживаниями, что забыл рассказать вам о себе подробнее? — спросила Барбара, опуская блюдо на кушетку рядом со стулом Марджори. — Он долго жил в Далласе. Потом я заболела, и он вернулся домой, чтобы ухаживать за мной. Выкупил у меня мой дом…
— Только в целях самозащиты, — сказал Фрэнк. — Так, по крайней мере, у меня есть шанс бороться против присутствия пернатых и покрытых шерстью жильцов в моей постели. И тебе прекрасно известно, мама, что Даллас мне надоел.
— Он отказался от процветающей практики…
Фрэнк поднес Марджори блюдо с кусочками пиццы, затем с видимым удовольствием принялся уплетать их сам.
— Из чего это приготовлено, мама? Такой необычный вкус.
Рука Марджори с пиццей застыла в двух дюймах от ее рта. Выглядел ломтик вполне заурядно.
— Не волнуйтесь, — успокоила ее хозяйка. — Животные питаются такими вещами, что о них и говорить неприятно, но, чтобы там ни утверждал Фрэнк, человеческая пища в нашем доме такая же, как и везде.
Марджори улыбнулась. Ей нравился суховатый, приземленный юмор Барбары. А веранда, несмотря на свой захламленный вид, была очень уютной. Она расслабилась, откинувшись на спинку старого стула с провисшим сиденьем.
Максвелл оставил свои попытки добиться пиццы и улегся на пол у ног Марджори. Через мгновение у него на спине оказалась белка. Пес вскочил на задние лапы и начал неистово лаять, белка проворно перескочила на книжный шкаф, где, усевшись, принялась вылизывать хвостик.
Марджори вдруг поняла, что это не та белка, которую Фрэнк достал из холодильника. Та продолжала спокойно сидеть на подоконнике. Барбара выбранила пса, и он, присмирев, лег на пол, бросая время от времени испуганные взгляды на книжный шкаф.