В принципе, весь замысел сведён к подавлению мажорной составляющей, потому что сила её чистоты и действительной безусловности понимания и восприятия всего существующего негативно влияет на минорную группировку, нивелируя сам принцип созидания минорного императива, который, конечно же, не может не стремиться к воплощению максимы – но мажор этого не позволяет просто своим существованием, даже не внося никаких диссонансов в дискурс воплощения потенции большого минора и его альтерированных вассалов, пониженных ступней, обращений и транспозиций.
«Деформация сознания социальными условностями»
Ощущение неполноценности ложного естества трансформируется в социализацию сексуального(то есть функционального)вектора возможности как потенции и прикладной, и духовной в случаях осознания приоритета естественной истинности(но не условно-социальной), в противном же случае рефлексия зацикливается на собственной ущербности(в ключе понимания качества свободы естества)и совершенно непредсказуемо и неадекватно реагирует на встречный поток сигнала, травмируя сенсорную систему помехами неспособности к перевоплощению, которое необходимо для существования в эталонном поле условности.
«Монстр Текста»
Осознавая причинность чистым истинным мотивом воплощения возможного как безальтернативный вариант восприятия неизменности потока входящих сигналов, ощущаемых и осознаваемых как жизнь, можно принять как единственную альтернативу, подверженную волевому изменению, так называемую квазипричинность, регулируемую, естественно, тем же ключом, что детерминированное состояние текущего момента, однако в более широком диапазоне возможностей, в принципе, обусловленном лишь физиологической-интеллектуальной способностью носителя забрасывать загоризонтные маяки, закрепляя этим новую границу предельности расширения собственного психополя с единственной целью – расширение собственной личности в максимально возможной степени и генерирование гормона счастья путём созидания новых миров здесь и сейчас, поскольку больше их нет нигде, и не было никогда.
Последнюю фразу стоит осознать и принять так как есть, поскольку так и есть в действительности.
Естественно, остановить подобное движение расширения себя в бесконечность может только теоретическая смерть. Теоретичность которой допускает практику предположений(которые заняли всё интеллектуально-философское/понимая религию как раздел философии/ пространство всех времён и народов), изначально принявших прикладной и даже меркантильный характер. Собственно, все цивилизации базируются на аксиоматичности идеи смерти и элиты этих цивилизаций выжимали и выжимают всё энергетическое свободное из социального поля, в принципе бесцельно, поскольку социальные элиты никогда не обладали ни умом, ни даром видения всего в действительном свете, поэтому всё связанное с верой в смерть изначально мертво и никакого смысла никогда не несло, отчего вопрос этого самого смысла перманентно возникал и возникает в различных интеллектуальных кругах и трактуется всегда по-разному, но в любом случае учитывается конечность этой жизни.
Хотя никаких оснований верить этому у конкретного человека просто не может быть.
Таким образом, текст это вечный безначально-бесконечный континуум личностного и только личностного восприятия себя во всём и всего в себе, что понимаемо, осознаваемо, принимаемо и продолжаемо тем, которое только это и есть.
«Вера»
По своему принципиальному устройству религия и научное академическое познание мира как теория(теоретическая физика и пр. аналог.) не имеют никакого различия, поскольку и догма и аксиома в обоих случаях предлагают верить, подразумевая под аксиомами не эмпирическое два плюс два, а хитроумные системы, выстроенные на основании постулатов, не всегда возможных к практической проверке реальностью.
Любой шулер знает значение одной единственной ложной карты в неимоверно сложной партии игры на деньги. Аналогично этому, один единственный ложный постулат по взятию его на определение этой самой ложности валит всю систему, выстраиваемую порой десятилетиями.