Луис понимающе улыбнулся. И тут я вспомнила, что он ведь тоже был ранен, причем потяжелее, чем я:
– А как ты?
– Тоже нормально. Хотя если бы ты не догадалась, что кровь – лучшее лекарство для меня…
– А ты мог бы и сказать об этом, а не ходить вокруг да около!
– А как ты себе это представляешь?! – возмутился он. – «Ой, Эжени, у меня что–то голова болит, зубы ноют, да и насморк начался… Ты не нацедишь мне литра два–три своей кровушки? А то жрать хочется, аж переночевать негде». Так что ли?
– Можно и так, – у меня вдруг зачесалась рука.
Ой, а где рана? Или хотя бы шрам? Тем более, что браслет Никалиноро я забыла в Торенте…
Луис понял, почему я так тщательно рассматриваю ладонь, и сообщил мне:
– Я вылечил тебе руку.
– Серьезно? А почему ты не сделал этого, когда меня укусил волк?
– Это – очень сложная магия, она не всегда получается.
Логично.
Когда мы с Луисом, пошатываясь (я шаталась сильнее), подошли к костру, успешно разведенному Франсуа и Лансом, я поинтересовалась:
– Ну, и скоро появятся ваши вампиры?
Оборотень покосился на солнце, наполовину скрывшееся за горизонтом, и сообщил:
– Вообще–то они должны уже появиться. Странно, что они задерживаются.
Это было сказано так, словно он не мог дождаться горячо любимых родственников. Я не выдержала и рассмеялась, но смех застрял у меня в горле, когда из травы выступили о н и.
Это были высокие (метра два ростом, не меньше) человекоподобные существа. Их кожа отливала синевой свежеокрашенных джинс, выступающие изо рта клыки доставали до подбородка, а заостренные уши – аж до макушки. Да, и еще все они были лысые, как колено.
Господи, а во что они были одеты! Эти тряпки постеснялись бы одеть последние российские бомжи.
Но, как бы то ни было, к нам они не приближались. Может, почуяли в Луисе родственную кровь?
Но тут я поняла, что ошиблась. Они просто ждали кого–то. Этот кто–то выполз из зарослей самым последним. Он был такой же синемордый, клыкастый и ушастый, но настолько толстый, словно между собой склеились штук пять местных кровососов.
Он оглядел каждого из нас, затем его взгляд обратился на меня и он плотоядно щелкнул клыками. Этого мои нервы уже не выдержали.
Я зажмурилась и завизжала.
Когда у меня в очередной (то ли в пятый, то ли в шестой) раз закончился в легких воздух, мне бесцеремонно зажали рот и прошипели на ухо:
– Заткнитесь, пожалуйста, миледи.
А Луис добавил с другой стороны:
– И открой глаза.
Я решила послушаться этих советов и увидела совершенно потрясающую картину: вокруг нас, зажав уши, бегали вампиры, они сталкивались, падали, поднимались на ноги и вновь падали. Их жирного повелителя (кем же еще может быть эта бочка?) и след простыл (а может, его разорвала акустическая волна?).
Все так же бегая по кругу, вампиры скрылись в бескрайней степи.
Ланс потрясенно уставился на меня:
– В первый раз вижу, чтобы их прогнали.
– Я еще и не так могу, – скромно ответила я.
– Угу, – мрачно подтвердили «прынцы».
* * *
Мы спокойненько переночевали возле тех же деревьев. Всю ночь нас никто не беспокоил. Скорей всего, вампиры, убежав, рассказали своим друзьям, что туда ходить не надо, там слишком громко кричат. А любителей пения Витаса среди местных, больных на всю голову, монстриков, по–видимому, не нашлось.
На рассвете начали думать, что же делать дальше. Возвращаться в город – было бы полным безрассудством, а идти куда–то еще…
Разговор шел по кругу, когда я вдруг заметила, что кто–то направляется к нам со стороны города. Две фигурки: одна повыше, другая пониже – медленно приближались, опасливо оглядываясь на ворота.
Мои спутники тоже заметили их, а потому разговор как–то сам собой заглох. Наконец, фигурки приблизились, и мы смогли их рассмотреть. Это были мальчик и девочка. Мальчик – лет десяти, девочка – семи. Примерно так.
Я несколько долгих минут смотрела на эту девочку, пытаясь понять, где же я ее видела, и лишь потом до меня дошло. Эта был тот ребятенок, которого Франсуа и Луис спасли при моем непосредственном участии. А этот парнишка, как я понимаю, ее родственник. Небось, только–только намылился стать единственным ребенком в семье, а тут такой облом.
Все молчали. Причем молчали довольно долго. Не знаю, кто почему, но я просто решила, что начинать разговор с вопроса, не пришли ли детишки помародерствовать на наших хладных останках, как – то неприлично.
Наконец, мальчонка не выдержал:
– Вы спасли мою сестру, и… я… мы хотим поблагодарить вас.
Хоть один благодарный человек нашелся!
Ой, и как же они меня, красивую, отблагодарят? Подарят что–нибудь, например.
А мальчонка продолжил:
– Вам нужно уйти отсюда, – начал он, дергая сестру за руку и отвлекая ее от проведения увлекательнейших раскопок в собственном носу. – В полдень к деревьям придут горожане посмотреть, нет ли у вас чего–нибудь ценного. – А я же хотела обвинить в этом мальчика! – Если они увидят, что вы живы и развязаны, они вас убьют.
Я просто поражаюсь доброте аборигенов!
– Идите с нами, мы вам поможем, – включилась в разговор, молчавшая до этого момента девочка.
* * *
Шустрые детишки подвели нас к лесу, окружающему город и, уже среди мощных стволов нашли присыпанный палой листвой подземный ход, ведущий (как вы думаете, куда?) - правильно, в город. Итак, детишки вели нас по темному мрачному коридору, когда мне резко стало скучно и захотелось пообщаться с мальчиком:
Как тебя зовут? – поинтересовалась я.
– Кай, – вздохнул он.
И тут я решила схохмить:
– А сестренку, случайно, не Гердой кличут?
Даже в одиноком, неверном свете факела было видно, как он вздрогнул от неожиданности:
– Откуда вы знаете?!
– Догадалась.
Сейчас еще окажется, что я местный вариант Маленькой Разбойницы (или как она там звалась у Андерсена), а Франсуа с Луисом – клоны Снежной Королевы. Хорошо еще, что Ланс не тянет на благородного Северного Оленя. Или все–таки тянет?
Как бы то ни было, детишки благополучно отвели нас в какую–то сараюшку. И, хотя она стояла на самом краю города, я смогла в полной мере насладиться переполохом, вызванным нашим исчезновением. А он был знатным:
– Эй, соседка, слыхала, как наши вампирчики оголодали! От последних преступников даже костей не осталось!
– Да что ты говоришь! А я вот слышала, что кости все–таки остались. Одни черепа!
– Какой ужас! – заохал еще один женский голос. – Вот я, девочки, считаю, что нашим вампирчикам нужно просто скормить побольше преступников, и тогда все будет хорошо!
Первый голос с ней не согласился:
– А я считаю…
И такие речи в течение пяти часов!
На протяжении всех этих монологов Луис раз семь порывался выскочить из сарая и рассказать людям, что местные кровососики не имеют право называться вампирами. К счастью, мы трое (детишки свалили куда–то по своим делам) всякий раз успевали его переубедить.
* * *
Наконец, ребятки вернулись и сообщили просто поразительную вещь. Речь начал, как обычно, мальчишка (вечно нас, девочек, обижают):
– Вы спасли мою сестру, и в благодарность, – где он только научился такой высокопарной речи? Не иначе, как у моего Франсуа, – я хочу подарить вам это!
И он протянул мне (нашел, блин, самую главную) старинную лампу (типа, как в мультике про Аладдина). И откуда только взялась арабская вещь в этой сумасшедшей, чисто европейской реальности?
Вампир, (интересно, а почему не Франсуа или Ланс?) непонимающе посмотрел на странную штуковину у меня в руках и поинтересовался:
– А что это?
– Это – джинн, – радостно пояснил ребятенок (ой, как же я не догадалась! Ведь девочку хотели казнить именно за хранение этого сказочного духа!). – Он выполнит любые три желания, только их надо загадывать очень точно, или он может не понять. Да, и еще, он может исполнять только одно желание в день, – и вздохнул. – Такой уж он странный.