— Не понял. — Тристрам старался сдержать дыхание.
— А я, со своей стороны, прекрасно понял. Говорили вы нечто вроде того, будто искусство, говорили вы, не может процветать в подобном нашему обществе, ибо, вы говорили, искусство — продукт… вы, по-моему, употребили именно это понятие… жажды отцовства. Постойте, — сказал он, — постойте, — открывшему рот Тристраму. — Вы также говорили, будто орудия искусства — фактически символы плодородия. Ну, оставляя в стороне тот факт, мой по-прежнему милый Тристрам, оставляя в стороне факт абсолютной неясности, каким именно образом все это укладывается в учебную программу, вы вполне сознательно — этого вы не можете отрицать — вполне сознательно учите тому, что, с какой стороны ни смотреть, называется, как минимум, ересью. — Прозвонил звонок на завтрак. Уитлшир обнял Тристрама на пути в учительскую столовую.
— Но, — сказал Тристрам, борясь со злобой, — черт возьми, это правда. Любое искусство — аспект сексуальности…
— Никто не отрицает, мой милый Тристрам, что в определенной степени это абсолютная истина.
— Но вопрос глубже. Великое искусство, искусство прошлого, — своего рода прославление размножения. Я хочу сказать, возьмем даже драму. Я хочу сказать, истоки трагедии и комедии в обрядах плодородия. Жертвоприношение козла — «трагос» по-гречески — и приапические деревенские празднества вылились в комическую драму. Я хочу сказать… и, — запнулся Тристрам, — возьмем архитектуру…
— Больше мы ничего не возьмем. — Уилтшир остановился, уронил руку с плеча Тристрама, помахал перед глазами Тристрама указательным пальцем, как бы развеивая застилавший их дым. — Больше мы ничего не возьмем, правда, милый Тристрам? Пожалуйста, прошу вас, будьте осторожны. Знаете, все действительно очень вас любят.
— Я не совсем понимаю, какое отношение это к чему-либо имеет…
— Это имеет огромное отношение ко всему. Ну, просто будьте хорошим мальчиком… — он был по меньшей мере на семь лет младше Тристрама, — и придерживайтесь программы. Тогда вам не удастся слишком далеко зайти по дурной дорожке.
Тристрам ничего не сказал, плотно прикрыв крышкой вскипевший норов. Но, войдя в дымившуюся столовую, демонстративно отошел от Уилтшира, отыскал стол, где сидели Виссер, Адэр, Батчер (очень древняя ремесленная фамилия[17]), Фрити и Хаскелл-Спротт. Это были безобидные люди, преподававшие безвредные предметы, — простые навыки, по поводу которых никаких противоречий никогда не возникало.
— Вы, — сказал Адэр с монгольскими глазами, — довольно плохо выглядите.
— Я и чувствую себя довольно плохо, — ответил Тристрам.
Хаскелл-Спротт, сидя во главе стола и черпая ложкой очень жидкую овощную похлебку, вставил:
— Вот от этого заболеете еще хуже.
— …Маленькие поганцы стали лучше вести себя с тех пор, как у нас появилась возможность круче с ними обходиться, — говорил Виссер, изобразив яростный бокс. — Возьмем, например, юного Милдреда — странное имя, Милдред, девичье, хотя это, конечно, фамилия парня, — возьмем хоть его. Сегодня опять опоздал, так я что сделал? Напустил на него крутых ребят, знаете, Брискера, Каучмена и так далее. И они его хорошенько отделали. Всего две минуты — и все. Даже с пола не смог подняться.
— Надо, чтобы была дисциплина, — согласился Батчер с полным ртом похлебки.
— Я говорю, — сказал Адэр Тристраму, — вид у вас совсем плохой.
— Ну, пока по утрам не тошнит… — поддел шутник Фрити.
Тристрам положил ложку:
— Что вы сказали?
— Шутка, — сказал Фрити. — Я ничего плохого в виду не имел.
— Вы что-то сказали насчет тошноты по утрам.
— Забудьте. Просто пошутил.
— Но это невозможно, — сказал Тристрам. — Этого не может быть.
— Я бы на вашем месте, — сказал Адэр, — пошел и прилег. Вы совсем плохо выглядите.
— Абсолютно невозможно, — сказал Тристрам.
— Если не хотите есть свою похлебку, — сказал Фрити, жадно истекая слюной, — буду очень признателен… — И потянул к себе тарелку Тристрама.
— Это нечестно, — сказал Батчер. — Надо бы поделить. Чистейшая распроклятая жадность.
Они подняли возню, расплескивая похлебку.
— Пожалуй, лучше пойду домой, — сказал Тристрам.
— Так и сделайте, — сказал Адэр. — Наверно, чем-то заболели. Подхватили что-нибудь.