— Как же пошутить? Решил, вдруг прокатит, — смеюсь я и позволяю ему снова себя обнять. — Целуй, давай, и извиняйся, — улыбаюсь я и строго добавляю: — Только за интимные места не трогать.
Он нежно ласкает губами мою шею, поглаживая руками талию и живот. Я расслабляюсь в его объятиях, доверясь ему, и закрываю глаза от удовольствия.
АЛЕКС
Целую её мягкие и нежные губы. Какая же она сладкая. Не хочу отпускать ни на минуту. Раньше даже не думал, что такие нежные поцелуи и объятия могут приносить столько удовольствия. Спускаюсь поцелуями по шее и чувствую, как она вся трепещет и прерывисто дышит. Ей нравятся, и я ликую в душе. Никогда не думал, что буду испытывать такой восторг от того, что девушка так трепетно реагирует на мои прикосновения. Обычно все изображают бурную страсть, чтобы быстрее возбудить. Целую под ушком, и Селена издаёт тихий еле слышный стон. Я моментально возбуждаюсь. Мне ужасно хочется целовать её всю, гладить руками её бархатную, нежную кожу и ловить губами каждый вздох, каждый стон. Но она осторожно отодвигается от меня, и я понимаю, что такие ласки могут меня далеко завести, чего она не хочет.
— Учись, Алекс, держать себя в руках, — улыбается она. — Кстати, это очень полезно.
— Я уже и так держусь изо всех сил, — смеюсь я.
— Да уж после стольких лет возлияний и безудержного секса, когда можно было брать сразу всё, что захочешь, трудно себя контролировать. Я даже удивляюсь, как всё это однообразие не приелось, — усмехается она.
Я провожу рукой по волосам и останавливая ладонь на затылке.
— Знаешь, а ведь так и получилось. Приелось. Особенно, когда встретил тебя.
Селена так нежно и тепло на меня смотрит, что мне опять хочется её целовать. Вообще бы не отрывался от этих сладких губ.
— Так. На сегодня откровений достаточно. Давай займёмся чем-нибудь более лёгким?
— Что ты имеешь ввиду? — удивляюсь я. — Мне очень нравится с тобой говорить.
— Мы можем поговорить в процессе, но не на такие интимные темы, — улыбается Селена. — Ты не передумал учиться танцевать танго?
— Нет, — воодушевлённо отвечаю я.
— Тогда мы можем съездить тебе за туфлями и костюмом. Джеймс уехал в Нью-Йорк надолго, — мне кажется, что в её голосе проскальзывает нотка грусти, но потом она улыбается. — И мы можем танцевать два раза в неделю. По средам и пятницам у нас коллективные вечера, а тебе нужны индивидуальные уроки. Я договорюсь с учителем.
«Джеймс уехал надолго! Аллилуйя!», — я ликую, потому что теперь больше времени смогу с ней проводить.
— О’кей. Иди одевайся. Прямо сейчас и поедем, — весело, загоревшись идеей танцевать с ней, говорю я.
— А парк? — расстроено спрашивает.
— И в парк, — я смотрю по привычке на руку, на которой не оказалось часов, и улыбаюсь. — У нас ещё почти целый день.
Я не успеваю допить смузи, как слышу её голос, и поворачиваюсь на него.
— Я готова.
Селена стоит в дверях в светло-голубых джинсах, зауженных к низу, и белой рубашке с закатанными рукавами, небрежно заправленной с одной стороны. Длинные волосы были собраны в косу на бок. Я с интересом рассматриваю её, а она, улыбнувшись говорит:
— Да, такой я тоже бываю, привыкай, чтобы потом не было сюрпризом, — смеюсь я. — Не могу же я на каблуках и узкой юбке ходить постоянно. Так удобнее.
— Тем более в парке. Отличный вид! Мне нравится, — я беру её за руку и веду к двери.
Она надевает чёрные замшевые лоферы и маленькую сумочку через плечо.
— Подожди, — Селена достаёт из моих туфель электрические сушилки для обуви. Как же предусмотрительно. Так становится приятно, что она даже об этом подумала. Я надеваю свои мягкие замшевые дерби от Sanders. Они тёплые и я расплываюсь в улыбке.
Мы выходим на улицу, и я ловлю кэб. Решаю ехать в Гайд-парк.
— А на «Лондонском глазу» была когда-нибудь? — спрашиваю я, вспомнив, что она боится высоты.
Глаза Селены расширяются, и она отрицательно машет головой.
— Поехали? — улыбаюсь я.
— Нет! Ни за что! — испуганно говорит она.
— Со мной не страшно будет, — уговариваю её.
— Алекс, нет! Не уговаривай, — строго смотрит. — Ты хочешь, чтобы я испортила прогулку? Мне может стать плохо.
— Понял.
СЕЛЕНА
Мы гуляем по парку пешком, катаемся на велосипедах, кормим уток. Проголодавшись перекусываем фиш-энд-чипс** в бумажных пакетиках. Много болтаем, в основном, о детстве. Алекс рассказывает о своей маме, когда я спрашиваю, и я понимаю, что он очень её любил. Потом он рассказывает о том, как его дед основал их юридическую фирму. Теперь в каждом поколении должен быть один юрист, чтобы продолжать семейное дело. Он единственный ребёнок в семье, поэтому даже вопрос не стоял кем он станет. Нагулявшись и немного устав, мы сидим на скамейке у озера и едим мороженое в вафельных рожках.
— А если твои дети не захотят быть юристами? — предполагаю я.
— Ну что ж, придётся привлекать компаньонов. Доля в бизнесе всё равно останется, — пожимает он плечами. — Но я никогда не буду своих детей заставлять заниматься тем, чем они не захотят. А у тебя в семье были юристы?
— Нет. Я только захотела. У моего отца фирма по изготовлению эксклюзивной мебели: каминных кресел, столиков, комодов и всякого такого. Дело довольно успешное. Но у меня была цель стать независимой и самостоятельной. Хорошо училась в школе, потому что была цель — Кембридж. Единственную материальную помощь, что я от них приняла — это моя квартира в Сохо. Они настояли, что это подарок к окончанию университета. Родители живут за городом в просторном доме с большим садом. У меня есть старшая сестра Габи. У неё двое классных малышей Джим пять лет и Эмма три года. Её муж Фрэнк и помогает отцу управлять фирмой. Но я захотела работать и жить в Лондоне.
— Так, а почему именно юриспруденция?
— Не знаю. С детства хотела, быть такой деловой, серьёзной и «разруливать» дела, — смеюсь я. — Сначала даже хотела специализироваться на уголовном праве и стать детективом, но потом поняла, что это эмоционально слишком негативно для меня.
— Детская мечта, значит, — констатирует Алекс. — У тебя получилось. На работе ты такая и есть. Серьёзная и деловая настолько, что мне сначала хотелось тебя отшлёпать как следует, чтобы не была такой, — смеётся он.
— Ах, так вот значит, почему ты поначалу был таким засранцем! Не любишь деловых женщин, да? Задевают самолюбие?
Я толкаю его в плечо, а Алекс прижимает к себе сильнее.
— Но… — он смотрит на меня с улыбкой и поднимает указательный палец, — но в жизни ты другая. Более мягкая и нежная и мне ты нравишься в обеих ипостасях. А ещё, когда танцуешь танго, ты сексуальная и страстная, женщина — мечта. И мне она тоже о-очень нравится.
Он берёт ладонью меня за лицо и нежно целует в губы, на которых только что было мороженое. Я отвечаю на поцелуй, а потом легко касаюсь губами поочерёдно уголков его губ и кончика носа. Алекс улыбаясь закрывает глаза, обнимает меня, прижимая мою голову к своему плечу.
Мы сидим так и долго ещё болтаем, пока солнце не начинает садиться. Проголодались, и Алекс приводит меня в Стейк-хаус на Парк-лейн, рядом с Гайд Парком, куда мы приходим пешком. Очень уютное место. Я там никогда не была. Оказалось, что и здесь Алекса знает администратор, который тоже удивлённо на меня смотрит.
— Меня все твои знакомые будут так разглядывать? — улыбаюсь я. — Будто чудо какое-то.
— Они восхищаются твоей красотой, — очаровательно улыбается он, и в уголках его глаз и губ собираются складочки, — и завидуют.
Мы ужинаем, выпиваем по бокалу красного вина.
— Завтра на работу, Алекс. Мне нужно домой.
— Я тебя проведу.
— Не нужно, я сама доеду. Тебе тоже нужно отдыхать. У тебя завтра слушание.
— Это не обсуждается. После свидания, я должен тебя проводить. Мы же договорились: по выходным свидания и два вечера в неделю танцев. Ты забыла?
Я улыбаюсь и уступаю. Мы встаём и Алекс, придерживая меня за талию, выводит из ресторана.
— Ладно. Но на работе никакого флирта и, тем более, поцелуев. Строжайшая субординация! — упираюсь пальчиком ему в грудь.