"Людей слишком много"- ближе к злачным местам толпа была практически непроходимой, и Марку приходилось расталкивать тела, чтобы продвинуться вперед. Бандиты быстро поняли, что так упустят из виду добычу и решились привлечь внимание:
- Вор! Держите вора!
"Грязная игра! - возмутился князь, - я ведь не преступник!"
Выкрик преследователей не оставил некоторых прохожих равнодушными и они попытались воспрепятствовать Марку бежать. Кто-то ставил подножки, а кто-то пытался заградить ему дорогу. Он начал взглядом искать альтернативные пути. Как назло, улица не пересекалась с другими и не имела ответвлений. Покинуть ее можно было либо пройдя до конца, либо вернувшись назад. Молодой человек понял, что по земле ему не пройти. Решение возникло внезапно, как свалившийся на голову снег. Он запрыгнул на одну из бочек, чем очень шокировал продавца, который использовал ее вместо прилавка. Что-то хрустнуло под ногами, но Марка сейчас мало волновало, что он раздавил. Извинившись, не чувствуя вины, князь подпрыгнул и зацепился руками за крышу дома. Он без труда подтянулся и почти смог взобраться на верх, как вдруг, кто-то ухватил его за ногу и потянул к земле. Падение не входило в его планы, поэтому, свободной ногой он изо всех вил ударил наугад и кажется, попал. Хватка с диким стоном ослабла и Марк, освободив свою ногу, взобрался на крышу:
- Простите, мне очень жаль, - меркантильно отряхнувшись сказал он и побежал по верхушкам домов, будто танцуя.
На этой улице земля была дорогой, поэтому знания строились вплотную друг к другу и строго параллельно. От одного дома к другому можно было спокойно перешагнуть, а некоторые даже соприкасались стенами. Марк пожалел, что всю свою жизнь он недооценивал крыши. Гулять по ним было спокойнее, никто не толкался, и ах... какой вид! Жаль, что сейчас было не самое подходящее время для любования городским пейзажем.
По каким- то причинам бандиты не стали лезть на крышу в след за Марком. То ли не смогли, то ли внимание привлекать не хотели. Из-за этого они сильно отстали, но продолжили придерживаться своей грязной стратегии: - Держите ворюгу! Он же уйдет! "Кричи сколько влезет, здесь меня никто не достанет!" - радостно думал князь, переступая с одной кровли на другую. Он был слишком небрежен и наступил на самый край. Несколько черепичин отвалились под тяжестью веса и Марк поехал вниз. Время будто замерло. Он понимал, что ему необходимо как-то удержаться, но тело двигалось слишком медленно, словно во сне. Он не успел даже сгруппироваться- полетел вниз, ударился головой о стену соседнего здания и провалился в темноту. Он даже не почувствовал, как ударился о землю, потому что уже был без сознания.
4.
Темно... Больно... Тихо... Сыро...
Марк пришел в себя, но его сознание было как чистый лист. Он не помнил кто он, не знал своего прошлого, не имел целей и желаний. Он чувствовал себя как новорожденный. Затем он начал шевелить извилинами. Первое что он понял- голова очень болит. Это хорошо. Болит - значит есть. Второе- он вспомнил, кто он такой. Третье- вспомнил всю свою жизнь. Правда, в хаотичном порядке. То он на собрании в Капитолии, то слушает песни гетеры, то пишет письмо брату... Но какое же из этих воспоминаний последнее? Какое поможет ему сориентироваться?
Вот же оно! Важное, странное и яркое. Люди, повозка, дорога, погоня, крыша и падение...
"О Боги! Неужели началась моя загробная жизнь? - удивился Марк.- Тут темно... Меня уже похоронили?"
Рядом что-то зашуршало, послышался кашель и Марк понял, что он не один. А значит, он не погребен. От удивления князь открыл глаза и иллюзия темноты развеялась. В комнате было мрачно, но слабый свет проникал сквозь маленькие окошки.
"Ну, по крайней мере, я не в склепе."- оценил взглядом помещение Марк.
По всей видимости, он находился в подвале- именно на это указывали сырые каменные стены, покрытые плесенью, и окна, располагавшиеся прямо под потолком. Лежа на спине он не имел возможности рассмотреть что-нибудь еще.
Князь сделал неудачную попытку подняться, но тело отозвалось такой мучительной болью, что он застонал, как раненый зверь. В углу снова послышался шорох, а затем донесся звонкий юношеский голос:
- Эй, ты очухался? - в голосе не было враждебности, но юноша говорил неформально, практически неуважительно.
- Я... живой. - а что еще он должен был сказать совершенно незнакомому человеку?
- Эй, братва! - свистнул юноша, и на его зов примчались еще люди. - Домушник проснулся.